* * *
АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ
Отрывок из неотправленного письма
...Островский с Достоевским — вот курьез —
В одни и те же проживали годы,
Одно и то же видеть им пришлось,
А увидали разных два народа.
Как будто бы, взглянувши на себя,
Россия в зеркале не уместила рожу,
И пятится, икая и сипя,
И крестится, и шепчет: не похожа.
Глаза косят, и спутаны власы,
И слабая улыбка идиота —
Так гениальный автор “Идиота”
Был не похож на автора “Грозы”...
Николай РАЧКОВ
* * *
А до семнадцатого года
Была достойной жизнь народа?
Я – не о барах и банкирах,
Я об униженных и сирых,
О миллионах, тех, чьё горе
Глобальным гневом взмыло вскоре.
Ведь не ахти какой нажим –
И сразу царский пал режим.
О приближеньи непогоды
Писал не кто-нибудь в те годы.
Ну, Горький… Тут ответ простой.
Но Бунин,
Чехов,
граф Толстой!
В мечтах туманных не витайте,
Читайте, граждане, читайте…
Игорь Кобзев
...Островский с Достоевским — вот курьез —
В одни и те же проживали годы,
Одно и то же видеть им пришлось,
А увидали разных два народа.
Как будто бы, взглянувши на себя,
Россия в зеркале не уместила рожу,
И пятится, икая и сипя,
И крестится, и шепчет: не похожа.
Глаза косят, и спутаны власы,
И слабая улыбка идиота —
Так гениальный автор “Идиота”
Был не похож на автора “Грозы”...
Николай РАЧКОВ
* * *
А до семнадцатого года
Была достойной жизнь народа?
Я – не о барах и банкирах,
Я об униженных и сирых,
О миллионах, тех, чьё горе
Глобальным гневом взмыло вскоре.
Ведь не ахти какой нажим –
И сразу царский пал режим.
О приближеньи непогоды
Писал не кто-нибудь в те годы.
Ну, Горький… Тут ответ простой.
Но Бунин,
Чехов,
граф Толстой!
В мечтах туманных не витайте,
Читайте, граждане, читайте…
Игорь Кобзев
Споры о вкусах
Поскольку Константин Аксаков
Был ревностный славянофил,
Он вместо сюртуков да фраков
Армяк и мурмолку носил.
Шел давний спор о двух культурах,
И каждый «западный» журнал
В насмешливых карикатурах
Аксакова изображал.
Кажись бы, нет причин ругаться:
Кому что любо – то носи!
Но слишком вкусы иностранцев
Высоко ценят на Руси.
И вот московский полицмейстер
Велел Аксакова призвать,
Грозил сбрить бороду на месте
Армяк и мурмолку изъять!..
Видать давно уж знали прежде,
Что пыл народа не потух,
Что даже в малости – в одежде –
И то опасен русский дух.
Алексей Толстой
И. С. Аксакову
Судя меня довольно строго,
В моих стихах находишь ты,
Что в них торжественности много
И слишком мало простоты.
Так. В беспредельное влекома,
Душа незримый чует мир,
И я не раз под голос грома,
Быть может, строил мой псалтырь.
Но я не чужд и здешней жизни;
Служа таинственной отчизне,
Я и в пылу душевных сил
О том, что близко, не забыл.
Поверь, и мне мила природа,
И быт родного нам народа -
Его стремленья я делю,
И всe земное я люблю,
Все ежедневные картины:
Поля, и села, и равнины,
И шум колеблемых лесов,
И звон косы в лугу росистом,
И пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков;
В степи чумацкие ночлеги,
И рек безбережный разлив,
И скрып кочующей телеги,
И вид волнующихся нив;
Люблю я тройку удалую,
И свист саней на всем бегу,
На славу кованную сбрую,
И золоченую дугу;
Люблю тот край, где зимы долги,
Но где весна так молода,
Где вниз по матушке по Волге
Идут бурлацкие суда;
И все мне дороги явленья,
Тобой описанные, друг,
Твои гражданские стремленья
И честной речи трезвый звук.
Но всe, что чисто и достойно,
Что на земле сложилось стройно,
Для человека то ужель,
В тревоге вечной мирозданья,
Есть грань высокого призванья
И окончательная цель?
Нет, в каждом шорохе растенья
И в каждом трепете листа
Иное слышится значенье,
Видна иная красота!
Я в них иному гласу внемлю
И, жизнью смертною дыша,
Гляжу с любовию на землю,
Но выше просится душа;
И что ее, всегда чаруя,
Зовет и манит вдалеке -
О том поведать не могу я
На ежедневном языке.
Игорь Северянин
Поскольку Константин Аксаков
Был ревностный славянофил,
Он вместо сюртуков да фраков
Армяк и мурмолку носил.
Шел давний спор о двух культурах,
И каждый «западный» журнал
В насмешливых карикатурах
Аксакова изображал.
Кажись бы, нет причин ругаться:
Кому что любо – то носи!
Но слишком вкусы иностранцев
Высоко ценят на Руси.
И вот московский полицмейстер
Велел Аксакова призвать,
Грозил сбрить бороду на месте
Армяк и мурмолку изъять!..
Видать давно уж знали прежде,
Что пыл народа не потух,
Что даже в малости – в одежде –
И то опасен русский дух.
Алексей Толстой
И. С. Аксакову
Судя меня довольно строго,
В моих стихах находишь ты,
Что в них торжественности много
И слишком мало простоты.
Так. В беспредельное влекома,
Душа незримый чует мир,
И я не раз под голос грома,
Быть может, строил мой псалтырь.
Но я не чужд и здешней жизни;
Служа таинственной отчизне,
Я и в пылу душевных сил
О том, что близко, не забыл.
Поверь, и мне мила природа,
И быт родного нам народа -
Его стремленья я делю,
И всe земное я люблю,
Все ежедневные картины:
Поля, и села, и равнины,
И шум колеблемых лесов,
И звон косы в лугу росистом,
И пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков;
В степи чумацкие ночлеги,
И рек безбережный разлив,
И скрып кочующей телеги,
И вид волнующихся нив;
Люблю я тройку удалую,
И свист саней на всем бегу,
На славу кованную сбрую,
И золоченую дугу;
Люблю тот край, где зимы долги,
Но где весна так молода,
Где вниз по матушке по Волге
Идут бурлацкие суда;
И все мне дороги явленья,
Тобой описанные, друг,
Твои гражданские стремленья
И честной речи трезвый звук.
Но всe, что чисто и достойно,
Что на земле сложилось стройно,
Для человека то ужель,
В тревоге вечной мирозданья,
Есть грань высокого призванья
И окончательная цель?
Нет, в каждом шорохе растенья
И в каждом трепете листа
Иное слышится значенье,
Видна иная красота!
Я в них иному гласу внемлю
И, жизнью смертною дыша,
Гляжу с любовию на землю,
Но выше просится душа;
И что ее, всегда чаруя,
Зовет и манит вдалеке -
О том поведать не могу я
На ежедневном языке.
Игорь Северянин
На закате
…отдыхала глазами на густевшем закате…
Н. Лесков
Отдыхала глазами на густевшем закате,
Опустив на колени том глубинных листков,
Вопрошая в раздумьи, есть ли кто деликатней,
Чем любовным вниманьем воскрешенный Лесков?
Это он восхищался деликатностью нищих,
Независимый, гневный, надпартийный, прямой.
Потому-то любое разукрасят жилище
Эти книги премудрости вечной самой.
А какие в них ритмы! А какая в них залежь
Слов ядреных и точных русского языка!
Никаким модернистом ты Лескова не свалишь
И к нему не посмеешь подойти свысока.
Достоевскому равный, он – прозеванный гений.
Очарованный странник катакомб языка!
Так она размышляла, опустив на колени
Воскрешенную книгу, созерцая закат.
…отдыхала глазами на густевшем закате…
Н. Лесков
Отдыхала глазами на густевшем закате,
Опустив на колени том глубинных листков,
Вопрошая в раздумьи, есть ли кто деликатней,
Чем любовным вниманьем воскрешенный Лесков?
Это он восхищался деликатностью нищих,
Независимый, гневный, надпартийный, прямой.
Потому-то любое разукрасят жилище
Эти книги премудрости вечной самой.
А какие в них ритмы! А какая в них залежь
Слов ядреных и точных русского языка!
Никаким модернистом ты Лескова не свалишь
И к нему не посмеешь подойти свысока.
Достоевскому равный, он – прозеванный гений.
Очарованный странник катакомб языка!
Так она размышляла, опустив на колени
Воскрешенную книгу, созерцая закат.
Игорь Северянин
Лесков
Ее низы – изморина и затерть.
Российский бабеизм – ее верхи.
Повсюду ничевошные грехи.
Осмеркло все: дворец и церкви паперть.
Лжет, как историк, даже снега скатерть:
Истает он, и обнажатся мхи,
И заструят цветы свои духи,
Придет весна, светла как божья матерь,
И повелит держать пасхальный звон,
И выйдет, как священник на амвон,
Писатель, в справедливости суровый,
И скажет он: «Обжора Шерамур,
В больной отчизне дураков и дур
Ты самый честный, нежный и здоровый».
Ее низы – изморина и затерть.
Российский бабеизм – ее верхи.
Повсюду ничевошные грехи.
Осмеркло все: дворец и церкви паперть.
Лжет, как историк, даже снега скатерть:
Истает он, и обнажатся мхи,
И заструят цветы свои духи,
Придет весна, светла как божья матерь,
И повелит держать пасхальный звон,
И выйдет, как священник на амвон,
Писатель, в справедливости суровый,
И скажет он: «Обжора Шерамур,
В больной отчизне дураков и дур
Ты самый честный, нежный и здоровый».
Комментариев нет:
Отправить комментарий