19 век. Поэзия

*   *   *

Вспоминая лирику Языкова

Георгий Долматов

Любовь меня так вдохновила,
Что мир стал для меня другим
И в мышцах заиграла сила,
А в небе- облака легки.

Разверзся мрак и солнце встало,
Раз в десять ярче и теплей
И своим светом приласкало,
Ту , что судьбой стала моей.

Я позабыл свои обиды,
Тоска ушла из сердца вон,
И счастья нежные флюиды
Ко мне текут со всех сторон.

Гори , прекрасное светило!
Помедли мрак еще чуть-чуть,
Она пришла, мой ангел милый
И молча обнажила грудь.

*   *   *

Есть Вечности лёгкой дыханье!..

Николай Браун -Младший

Поют Баратынского, Фета,
Знакомые строки поют.
И сколько в них жизни и света,
Что нет ни часов, ни минут, -

Есть Вечности лёгкой дыханье,
И юность, как прежде, со мной,
И звёздных ресниц трепыханье
Над горестной этой землёй.

Читают, как будто пылают
Светильники вечных планет.
Читают, как будто шагают,
Живут Баратынский и Фет.

И слышится в слове певучем,
Сквозь хор возрастающих дум,
И чёрная туча за тучей,
И моря сердитого шум.

А этот порыв исполинский,
Пронзивший строку невзначай,
Когда произнёс Баратынский
Своё это – «Не искушай!..»

Поют Баратынского, Фета,
Стучат их живые сердца.
И празднику жизни и света
Как будто не будет конца.

*   *   *

Князь Вяземский

Владимир Чибриков

(1792-1878)
Жил Пётр Андреич Вяземский.
Хороший был поэт.
И под короной княжеской
Прожил почти сто лет.

А был он другом Пушкина,
Любил его как брат.
Подшучивал, но дружески,
Хоть злился, но был рад.

Владел пером прекрасно он
И даже-вот скандал,-
Картёжник "Арзамаса",
Сашу обскакал.

Дом его был полною
Чашей для друзей,
Царили мысли вольные,
Бунт супротив царей.

Дружба, знаю, дружбою.
Но князя, будь он пуст,
Не удалось Бестужеву
В тайный ввесть "Союз".

Не вышел на Сенатскую.
Пред троном был он чист.
Зато в душе он княжеской
Был тоже декабрист.

Его свободу мысли
И либеральный нрав
В каждый нумер втискивал
"Московский телеграф".

Князь Пётр Андреич с мужеством
Всю жизнь, не пряча слёз,
Роковую пулю Пушкина
Внутри себя пронёс.

Но вот оно прозрение-
Знал бы, не хандрил-
Что современник ...Ленина
Князь Пётр Андреич был.

*   *   *

Каролина Павлова

Алла Шарапова


Ей бы мять золотую траву,
Да янтарной брести межой,
А не быть ей ни русской фрау,
Ни германскою госпожой.

А теперь вот, куда ни глянешь,
Всюду шепоты, шепотки,
Дескать, вот она, эта Яниш,
Чьей Мицкевич просил руки.

Да еще оборвет напевы
Надоевшая слов игра,
Что и в песнях ты только Ева –
Из Адамова ты ребра.

Мне изменник родины ради,
Где же родина у меня?
Всей останкинской кавалькаде
Не нагнать моего коня.

Так бы скрылась от всех в дубраве –
Пусть забудут враги, друзья,
Пусть в другой запоздалой славе
Растворится слава моя!

Как поэту прожить, не зная,
Чем томится в глуши народ?
Чинность светская, жизнь двойная,
Двуязычья холодный гнет.

Но пускай и не громко имя,
Неподсудно оно молве,
Коль поют устами моими
Пушкин Рейну, Шиллер Неве.

*   *   *

Александр Одоевский

Владимир Соколов-Бунтов

Князь в тридцать семь из ссылки в рядовые,
Кавказская война, передовые.
Знакомство с Огарёвым, малярия.
Глашатая свободы эйфория
Прошла оставив яркий след.
И вот его уж больше нет:
Романтика отнюдь не рядового,
И для потомков вечного, живого.

*   *   *

Захар Правдин

Декабристы


Из цикла «Эпоха русского Восхода»

(венок сонетов)


Как будто бы сама природа
(Не вправе Муза отдохнуть!)
В исканьях чудных оборотов
И рифм, вытягивавших суть,

Произвела Титанов! П;том
И кровью, выбившись из судьб,
К Дворцовому перевороту
Вели страну они на суд!

Дух Декабристского призыва
Жив и сегодня. Власти лживой
Свой правый суд во всей красе

Вершили русские ковбои!
Поэзия из их обоймы -
Непредсказуема для всех.

*   *   *

Пушкинская плеяда

Захар Правдин

Из цикла «Эпоха русского Восхода»

(венок сонетов)

Непредсказуема для всех
Вершина Пушкинской плеяды
(Лицейский выпуск - как посев…)
Никто не станет с ними рядом

Ни до – ни после! К ним подсев,
Как на иглу – на стих их ладный,
Столь многие ушли в отсев -
Без имени и без награды.

Но Баратынский - с тех же круч!
Рылеев, Лермонтов, а Тютч…
И существует связь прямая,

С дня первой азбуки булгар –
До первых бардовских гитар…
(Однажды это было, в мае).

*   *   *

Александр ГОЛУБЕВ

ИВАН НИКИТИН

В груди моей шумит пожар.
Болезнь упорно силы точит.
Все ближе сумрак вечной ночи,
все ближе времени удар.

Я через день-другой помру.
Все люди в этом мире смертны.
Но я успел (и это верно)
Россию кликнуть к топору.

Он грянет, вольности черед!
Да будет слышно мне в могиле,
как в битве тяжкий крест осилит
и мной разбуженный народ. …

Шуршит на Кирочной листва,
и осень я прошу устало:
явись с улыбкой, как бывало,
и с ветром передай слова

далекой и желанной ей,
кому надеждой был обязан,
с кем не кольцом, но больше связан
до холода последних дней.

Прощай, любви закатный свет,
друзья, воронежцы, простите.
Ваш до конца Иван Никитин,
народной волею –
                        поэт.

*   *   *

На тихом кладбище в Тобольске

Виктор Боков


На тихом кладбище в Тобольске
Спит старый сказочник Ершов.
Рифмач изысканный, не бойся
Исконности его стихов.

Ведь, как-никак, их Пушкин начал,
Первопрестольный соловей,
А он-то что-нибудь да значил,
В садах поэзии своей!

Над кладбищем ревут моторы,
Слышна стальная дрожь частей.
Необозримые просторы
Потребовали скоростей.

А там над Обью, за Тоболом
По приказанию людей
Жжет скважина своим глаголом
Сердца машин и дизелей.

Там нефть, жестокая жар-птица,
Простите, если образ груб,
Бунтует, действует, толпится
По темным коридорам труб.

Там ходят мастера буренья
И жаждут скважину начать,
Там я ищу стихотворенья,
Чтоб быль на сказке повенчать!

*   *   *

Владимир Бенедиктов

Таня Станчиц

Незвучное имя простое,
и не голубая кровь...
К тому же - дурён собою...
Какая уж тут любовь?

Но мне со стихами твоими -
так весело и хорошо!
Поэт Бенедиктов Владимир!
Спасибо, что ты пришёл

ко мне - из прошлого века,
почти что из небытия -
хорошим, простым человеком...
Таким же живым, как я.

1998.

*+*+*+*+*+*+*+*+*+*+*+*+*+*

В.Бенедиктов - поэт середины 19 века,
ныне почти забытый.
У него есть прекрасные стихи :
ПИСЬМА
БЛАГОДАРЮ
ЗА ТУЧАМИ СОЛНЦЕ
"ЛЮБЛЮ ТЕБЯ" - КАК СЛАБО ЭТО СЛОВО
ПЛАЧ ОСТАЮЩЕГОСЯ В ГОРОДЕ...

*   *   *

Татьяна Путинцева

Козьме Пруткову


Сколь грустно от людских несовершенств
И от тщеты земной, а особливо
Когда надеешься избегнуть их счастливо,
Испив фиал сияющих блаженств.

Единственный, кто мог сие понять,
Давно почил (неважно, жил иль нЕ жил),
Он так чутьё ласкал, лелеял, нежил
Зефирами стихов, что обонять

Я сызмальства привыкла, пташкой нежной
Скользя меж мощных разума ветвей -
Уже не ласточка, ещё не соловей, -
Но чувств и дум гордясь природой смежной,

Противной позе, чуждой декадентств,
Кумиру вторила, едва от сна восставши,
Ещё не знаючи, ещё не испытавши -
Сколь грустно от людских несовершенств

*   *   *

Поэты - участники войны

Моё Внимание Вам

Василий Жуковский, поэт,
Служил у Кутузова в штабе.
Остался в поэзии след -
Стихи о военном пожаре.

Давыдов Денис молодой -
Поэт и герой вдохновенный -
Летящей, свободной строкой
Поведал о доле военной.

И Фёдора Глинку судьба
Связала с войной, о которой
Во многих стихах рассказал,
О русских, отважных героях.

Да Батюшков в армии был,
В боях защищал он Россию.
И верность хранил Константин
Отчизне; служил он и Лире.

Владимир Раевский свой долг
Исполнил как доблестный воин.
Он - автор возвышенных строк,
Стихов, прославляющих подвиг.

Пётр Вяземский тоже хорош,
В сражении был Бородинском.
За смелость потом награждён
Поэт знаменитый, российский.

*   *   *

У З. А. Волконской

Моё Внимание Вам

О веке золотом воспоминание:
Красавицы, поэты и стихи,
Романсы, нежные в любви признания...
А звуки музыки чисты, легки.

Адам Мицкевич, Пушкин и Волконская...-
Салон, где "мысли, чувства, разговор...-
Всё было пение", искусство тонкое.
Звучал поэтов гармоничный хор.

Как дорог света миг и вдохновения,
Божественный, великолепный дар!
Прекрасны дружбы творческой мгновения.
Любовь к поэзии - сердечный жар.

*   *   *

Поэты золотого века

Тамара Кирова

Как тонко чувствуют поэты,
и как хрупка у них душа.
Они несутся к своей смерти,
чтобы остаться на века.
Под черным дулом пистолета
не дрогнут и судьбу решат.
Взметнуться души их на небо,
где только ангелы парят.
В них жизни пульс, пружиной сжатый,
летел сквозь время и века.
И голос их звучал набатом,
врываясь в чуткие сердца.
Познав природу человека,
презрев правителей закон,
Поэты золотого века -
пророки нынешних времён.
Вы, осуждая, признавали
несовершенство бытия.
Стихом, как скальпелем вскрывали,
пороки общества, шутя.
В изгнанье, часто отправляясь,
писать не прекращали вы.
И никогда вы не боялись
наветов, злобы и молвы.
Бессмертны Вы в своих твореньях,
вся ваша жизнь – наука нам.
Вы, как бриллианты средь породы,
несёте свет другим векам.

*   *   *

Посвящение С. Я. Надсону

Белов Сергей Александрович

В стихах был нежен и печален
России сын.
Сомненья нет,
Что и сегодня актуален
Так рано умерший поэт!

31.01.2016 г.

Семён Надсон

В тени задумчивого сада

В тени задумчивого сада,
Где по обрыву, над рекой,
Ползёт зелёная ограда
Кустов акации густой,
Где так жасмин благоухает,
Где ива плачет над водой,-
В прозрачных сумерках мелькает
Твой образ стройный и живой.
...............................
...............................

22 июня 1879 г.

Семён Надсон

Христос!..Где Ты, Христос, сияющий лучами
Бессмертной истины, свободы и любви?..
Взгляни - твой храм опять поруган торгашами,
И меч, что Ты принёс, запятнан весь руками,
Повинными в страдальческой крови!...

Взгляни кто учит мир тому, чему когда-то
И Ты учил его под тяжестью креста!
Как ярко их клеймо порока и разврата,
Какие лживые за страждущего брата,
Какие гнойные открылися уста!...

О, если б только зло!.. Но рваться всей душою
Рассеять это зло, трудиться для людей,-
И горько сознавать, что об руку с тобою
Кричит об истине, ломаясь пред толпою,
Прикрытый маскою, продажный фарисей!..

1880 г.
А как актуально!!!!

Семён Надсон
* * *

Сколько лживых фраз, надуто-либеральных,
Сколько пёстрых партий, мелких вожаков,
Личных обличений, колкостей журнальных,
Маленьких торжеств и маленьких божков!..
Сколько самолюбий глубоко задето,
Сколько уст клевещет, жалит и шипит,-
И вокруг, как прежде, сумрак без просвета,
И, как прежде, жизнь и душит, и томит!..
А вопрос так прост: отдайся всей душою
На служенье братьям, позабудь себя
И иди вперёд, светя перед толпою,
Поднимая падших, веря и любя!..
Не гонись за шумом быстрого успеха,
Не меняй на лавр сурового креста,
И пускай тебя язвят отравой смеха
И клеймят враждой нечистые уста!..
ВИДНО, НЕ НАСТАЛА, СТОРОНА РОДНАЯ,
ДЛЯ ТЕБЯ ПОРА, КОГДА БОЙЦЫ ТВОИ,
МЕЛКИМ, ЛИЧНЫМ РАСПРЯМ СИЛ НЕ ОТДАВАЯ,
ВСТАНУТ ВСЕ ВО ИМЯ ПРАВДЫ И ЛЮБВИ! *
Видно, спят сердца в них, если, вместо боя
С горем и врагами родины больной,
Подняли они, враждуя меж собою,
Этот бесконечный, этот жалкий бой!..

Ноябрь 1881 года,
а напоминает сегодняшний день!!!

* КУРСИВ МОЙ (СЕРГЕЙ БЕЛОВ).

*   *   *

Поэты золотого века

Белов Сергей Александрович

Все добродетели, пороки
Клеймили, не жалея слов,
Тредиаковский, Сумароков,
Радищев, Батюшков, Крылов!

Философов-поэтов лучше
В литературе не найти.
Державин, Ломоносов, Тютчев -
У каждого свои пути.

Кольцов, Никитин и Плещеев!
Их знают в городе, в селе.
Ведь нет их чувства горячее
И трепетней к родной земле!

Жуковский, Надсон и Апухтин
Писали яркие стихи.
Их строки были легче пуха,
Без пошлости и чепухи.

Своё прекрасно знали дело,
Живя в плену своих страстей,
Полонский, Одоевский, Дельвиг,
Давыдов, Кюхельбекер, Мей!

Пусть разные у них победы,
Внесли в поэзию свой вклад
Поэты Глинка, Грибоедов,
Вложив в стихи и мёд, и яд!

Хоть им никто не подражает,
Но знают их без лишних слов:
Капнист, Бестужев, Полежаев,
Рылеев, Огарев, Козлов!

Творили Павлова и Майков,
И Мятлев сочинял легко.
Пусть их не знают на Ямайке,
А России знают широко!

И не было на свете лучше
И ослепительней комет:
Блистали Лермонтов и Пушкин,
Некрасов, Баратынский, Фет!

Они несли надежду, веру,
Любовь дарили на земле.
Поэтов золотого века
Уже читают двести лет!!

*   *   *

Зачем вы, ночи? На вопрос Вяземского

Татьяна Игнатова 5

А я спрошу: "Зачем вы, ночи?"
Зачем ваш мрак сгоняет свет
И занавешивает очи?
П.Вяземский

Желал поэт узнать ответ
На свой вопрос: зачем вы ночи?
Не грел луны холодный свет -
Был внутрь души сосредоточен.

Луны унылой бледный лик
Стыдится таинства деяний,
И по челу скользящий блик
Вне всяких личных притязаний.

Немой свидетель скрытых дел
И боли, страха, разорений.
При нём преступник мрачно бел
Во мраке нескольких мгновений.

Во тьму ныряет силуэт,
Лишь скрипнет где-то половица...
Ждут справедливость много лет
Разочарованные лица.

Скрывает ночь не только зло:
От посторонних глаз - объятья,
Где обоюдное тепло
Приводит к трепетному счастью.

Поэт, с лукавством твой вопрос!
Земли касаясь, полог ночи
Букетиками белых роз
Осыплет таинства источник.

И вдохновенье осенит
В полночные часы поэтов,
Пока весь город сладко спит,
Пока вид парков фиолетов.

В стихах пестрит прекрасный мир -
Любви и счастью воплощенье.
В умах звучит гимн в сотни лир.
Приходит умиротворенье.

*   *   *

Тоска, тоска, тоска — и все кругом постыло...

Юрий Верховский

И хватишь чарку рифм, чтоб заморить тоску
Кн. Вяземский


Тоска, тоска, тоска — и все кругом постыло,
И валится из рук любимый давний труд…
Все благодатное давно, когда-то было,
Все распроклятое толпится тут как тут.

Бездейственно как тень сознание былого;
Грядущее молчит, грозя из темноты, —
И мается душа без света и без слова
Меж безнадежности и мертвой пустоты.

Запел бы, — ах, запеть хоть немощно и глухо, —
Да песни прежние от сердца далеки,
А новых нет давно. И тягостны для слуха
То гнет молчания, то хриплый вздох тоски.

Одна отрада мне: к чужому песнопенью
Приникнуть всей душой в безмолвии ночном…
Какою нежною и благосклонной тенью
Оно повеет мне — мгновенным, легким сном.

О, ясный Вяземский, о, Тютчев тайнодумный,
О, Боратынского волшебная печаль!
Не я ли слышал вас в полуночи бесшумной?
Но вы умолкнули, и одинок — не я ль?

*   *   *

Петербургским друзьям

БОРИС РЫЖИЙ

Мне цыганка нагадала гибель в городе чужом.
От чего - не рассказала, но спасибо и на том.
Не столь чётко, но, конечно, я в виду её имел
с той поры, как быть поэтом автономным захотел,
Афанасия оставил, Аполлона прочитал -
то "Флоренции", но лучше я "Венгерке" подражал.
Басаната, басаната. Но пора за каждый звук
расплатиться, так-то, друг, и - горька твоя расплата.
Гей, кромешным ацетоном отдающий суррогат.
За судьбу плати с процентом, да не жмоться, так-то брат.
А, "Цыганская венгерка"? Ну-ка, сбацай наизусть.
Вот, ребяты демократы, вся любовь моя и грусть.
Закурить, опохмелившись, поглядеть на облака,
что летят над головою из далёка-далека,
в граде Екатеринбурге, с гордо поднятой главой
за туманом различая бездну смерти роковой.

*   *   *

На этикет с прибором клал...

Борис Булатов

Аполлону Григорьеву

Был дядя правил странных самых,
На этикет с прибором клал,
Его острот боялись дамы
И полицейский генерал.

Гуляка, ёрник, хрен в компоте,
У маргиналов век в чести,
И мог за "Здорово живёте..."
В конфуз любого привести.

Смолил табак, запоем квасил,
Задира, бабник, стихоплёт,
Он в непотребстве был ужасен
И делал всё наоборот.

Знаком с тюрьмою и сумою,
Он умер рано...
Там и тут
"О, говори хоть ты со мною..."
С тех пор с "Цыганочкой" поют.

*   *   *

Кольцо Раевского

Евгений Евтушенко

Владимир Раевский
1795-1872

Гордо нелюбезное лицо.
На руке железное кольцо.
Символ вольнодумского кружка
палец жмет, и вся рука тяжка.

И себя не чувствуешь юнцом,
став железным заодно с кольцом.
Был Раевский на допросах чист.
Непредатель был, додекабрист.

Был вчера Володенька, кадет,
но на палец мрачный знак надет,
ибо всем, решившимся убить,
вечно закольцованными быть.

Этого он с ними не решал.
Может, Пушкин чем-то помешал?
И Раевский, сосланный в сельцо,
выбросил в сибирский мох кольцо.

Он, венчаясь, в сторону глядел,
и кольцо другое поп надел,
но опять от снятого мозоль
причиняла внутреннюю боль.

А однажды с Дусей на беду
он пошел в тайгу по ягоду,
а жена и тут, среди травы
с барином былым была на «вы».

Крикнула жена ему: «Вы чо?»
Деревянным гребнем он выче-
сывал от брусники алый мох
и остолбенел, как будто плох.

В его руку ржаво, тяжело
то кольцо железное легло,
будто в каплях крови, в ягодах,
а вот в чьей - узнать в других годах...

Вздрогнул он - вдруг у того кольца
есть начало, только нет конца,
и, швырнув кольцо на дно реки,
понял, что его не снять с руки.

*   *   *

В рязанском Кремле

Марк Луцкий


«Мой костер в тумане светит,
Искры гаснут на лету…»

Я.Полонский «Песня цыганки»

Старинный Кремль, музейный заповедник.
Храня покой, молчат колокола.
Могила у собора. Тут Волшебник
Оставил незабвенные дела.

Июльский зной, жара, макушка лета.
С кустов слетает тихий щебет птах.
Мы здесь в гостях у чудного поэта,
У Якова Полонского в гостях.

И чувствуешь – опять настанет вечер,
Сойдет закат, умолкнут петухи,
И на могиле – месте нашей встречи
В полон возьмут Полонского стихи.

Почудилось – под боком у Рязани,
Лишь отойдя от города версту,
Костер цыганский заблестит в тумане
И будут искры гаснуть на лету.

*   *   *

Евгений Евтушенко

Александр
Бестужев-Марлинский
1797-1837


Царский двор ворует, обесстыжев.
На воров России повезло,
и взялись Рылеев и Бестужев
за частушки молодо и зло.

Ты глаза разула бы, цензура.
Разуму и сердцу вопреки
ты зачем поэтов тащишь, дура,
на мятеж, на плаху, в рудники?

Ты, цензура, - сводница с крамолой.
Сдаться тебе? Боже упаси...
Станет лишь коровою комолой
вся литература на Руси.

Новый жанр - дворянские частушки.
Закрутить бы, что ли, карусель,
ими зарядив царевы пушки,
выпустив частушки, как шрапнель?

Но когда придушенно поется
с ощущеньем будущей петли,
что же еще делать остается,
если в горле замерзает «Пли!»?

Даст приказ повесить чад мятежных,
чтобы кровь ничья не пролилась,
нежный царь в лосинах белоснежных,
вежливей, чем будущая власть.

Но прольется кровь неудержимо.
Диктатура будет несвержима -
сменят лишь чины и ордена,
и от полицейского режима
перейдет к чекистскому страна.

Вся Россия тлеет, словно торф.
Разве может быть здесь выход мирный,
Ленина соратник вицмундирный
господин товарищ Бенкендорф?

*   *   *

Евгений Евтушенко

Николай Языков
1803-1846

Зачем поддался ты, Языков,
молясь империи опять,
лжеобаянью пошлых криков -
всех этих "герценов" распять?

Нас всех история сварила
в котле, где вместе кровь и грязь,
не для того, чтоб мы сварливо
кусались, рядышком варясь.

Как два ведра на коромысле,
мир балансируя, полны,
нет мыслей без инакомыслья
и смысла жизни у страны.

И как языковское море,
взвывающее от стыда,
так нелюдимо наше горе
без мысли, чувства и стиха...

*   *   *

Защищаю Бенедиктова 

Евгений Евтушенко

Владимир Бенедиктов
1807-1873





Защищаю Бенедиктова,
его серый сюртучок.
Невезучим было дитятко,
невезуч был старичок.

Было скопческое личико,
а пройтись по словесам -
было, право, столько лишнего,
что не лишний ли был сам?

Почему же столько горечи,
как подумаю о нем,
о Владимире Григорьиче,
тайно выжженном огнем?

Было больше, чем чиновника,
и, наверно, в тыщу раз,
в нем героя и любовника, -
что же он себя не спас?

Изнутри его раскачивая,
в нем порой рождался звон,
как в Акакии Акакиевиче
вылупившийся Аполлон.

Он совсем не самозванствовал,
знал, что «колокол» - другой,
и так скромно самозвонствовал,
как бубенчик под дугой.

И порой при всем безвкусии,
были у его стиха
и безгрешность безыскусная,
и застенчивость греха.

Млели пышущими пышками
барыньки в шлепках румян:
"Душка! Он почище Пушкина!
Он чиновник, но шарман!"

За овацией - овация,
а потом - вдруг ничего.
Обозналась наша нация,
приняла не за того.

Эх, Россия, что за лютая
у тебя такая страсть -
то захваливать залюбленно,
то помочь упасть, пропасть.

В этом столько было дикого
с пра-пра-дедовских времен.
Защищаю Бенедиктова.
Незабвенья стоит он.

Век его в могилу скушную
не стряхнул, а грубо стряс,
Но пушиночкой от Пушкина,
долетел он и до нас...

*   *   *

Двойной портрет 

Евгений Евтушенко

Аполлон Майков
1821-1897


Майков был не совсем Аполлон.
Борода его аляповато
отдавала коляске поклон,
словно дворницкая лопата.

Но цинизм в глубь души не проник,
и сознанье раздвоенной драмы,
словно цензорский тайный дневник,
выдавало на власть эпиграммы.

Он позорно писал о царе
и однажды так шлепнулся в яму.
Хорошо - о дожде, о заре
и про выставленную раму.

Был он даже Белинским пригрет,
хоть стихи были столькие плохи.
В целом, что ж? Получился портрет
и себя самого, и эпохи.

Тот поэт - кто, срываясь, любя,
написал и свой век, и себя.
Без такого двойного портрета
вообще не бывает поэта.

*   *   *

Евгений Евтушенко

Алексей Жемчужников
1821-1908


На надгробном камне Алексея Жемчужникова уместно было бы напечатлеть его собственную строку:
"Постыдных сделок жизнь его не знала..."


Дух либерала, а не дух капрала
хотел бы видеть я в тебе, мой сын.
"Постыдных сделок жизнь его не знала..." -
вот лучшая награда для седин.

Я - не пример. Был говорливо мелок.
Мне не хватало сил на немоту,
и то, что я не знал постыдных сделок,
сам про себя сказать я не могу.

Порой он бунтовал - дым коромыслом!
А у себя, ей-богу, не в чести
бывал я оскоромлен компромиссом
и убивал стихи, чтоб их спасти.

Но сам собою столько раз убитый,
себе наделав уймищу вреда,
за что-то до сих пор я незабытый
и незабытым буду навсегда.

*   *   *

Родители Козьмы Пруткова 

Евгений Евтушенко

Я люблю Алексея Жемчужникова
Он гордился, что он либерал.
В либералах всегда ищут чужденького
те, кто нагло народ обобрал.

Я люблю его брата Владимира.
Не завидовал. Истинный брат.
Независтливые как вымерли.
На завистливых шапки горят!

Я люблю его брата двоюродного -
Алексей Константиныча,
из Толстых, августейшего, юморного
и густейшего бородача.

Что за дивная русская троица
и по совести, и по уму!
К вам Пруткову Козьме не пристроиться,
хоть вы сами слепили Козьму.

Но Козьма не был подлым и вкрадчивым,
был он из простаков-пошляков,
не заманивал сказками вкладчиков
он, как Ленечка Голубков.

Нынче пошлости - слава и почести,
ей в России теперь благодать,
но изысканный памятник пошлости
только умницы могут создать.

*   *   *

Евгений Евтушенко

Баловень 

Алексей Апухтин
1840-1893


С лицом засони-баловня опухлым,
чураясь осквернения стиха,
всю жизнь пытался избегать Апухтин
печатанья как смертного греха.

Мечтательный Обломов русской музы,
писал он, как играл в бильярд, - шаля.
Лениво слал он вирши мимо лузы -
и вдруг такого всаживал шара!

А, впрочем, был он из ленивцев дельных.
Не фармазон. Отнюдь не вертопрах.
Непьющий Вакх. Благонадежный Дельвиг
и правовед, молчавший о правах.

Он, обожатель булочек изюмных,
нос морщивший от вони кабака,
певец ночей бессонных и безумных,
предпочитал ночами храпака!

Как тошно жить без драм и без трагедий!
Он, от несумасшествий поседев,
с тоской о бреде, редкой в правоведе,
о сумасшедшем сотворил шедевр.

Целуя дамам ручки, исстрадался.
Одна из них - вся в пятнышках чернил
чуть вздрогнула... Но лишь для контрданса
он Каролину Павлову ценил.

Не соблазнят! Не на того напали!
Он с молодости был в немолодых,
и въехал он в бессмертие на паре
чужою страстью загнанных гнедых...

*   *   *

Летним вечером

Марк Луцкий


Окончен день – и прочь заботы.
Усевшись около стола,
Здесь, во дворе, забыв работы,
Гоняют мужики «козла».

Тут шум стоит густой, бравурный,
Слов льется яростный поток.
Нередко фразой нецензурной
Ход комментирует игрок.

А мы сидим чуть-чуть в сторонке.
С любимой трубкою в зубах
Со старомодной эспаньолкой
Он говорит мне о стихах.

– У нас в гимназии словесник
Читал стихи и день, и ночь.
Был он, воистину, кудесник
И до Апухтина охоч.

Стихи запомнить было просто,
Была в них сказочная грусть.
Вот мне сейчас под девяносто,
А я их помню наизусть:

«Да, васильки, васильки …
Много мелькало их в поле …
Помнишь, до самой реки
Мы их сбирали для Оли

Олечка бросит цветок
В реку, головку наклонит …
«Папа, – кричит, – василек
Мой поплывет, не утонет?!»*

…Он продолжал – и будто снилось –
Река, девчушка, васильки …
И чудо дивное случилось –
Вдруг поутихли мужики.
И даже самый неуемный
Монтажник Дима замолчал.

… А в стороне, под ивой темной
Старик Апухтина читал.

*   *   *

Николай Рачков
СРЕДИ ЛИП

1
Я прóжитых дней не забыл, не прибавил,
Где ночью сырой средь лепечущих лип
В любовном чаду своё сердце оставил,
И мне показалось: я вправду погиб.

А ты среди листьев, смеясь и балуя,
То жадно играла, то нежно лгала,
И жарким огнём своего поцелуя
Меня опалила и небо зажгла.

Сияли жуки, светлячки и улитки,
Земля озарилась, как будто бы днём.
И долго во тьме лепетавшие липы
Сгорали со мною – последним огнём.

2
Не истончится лист, судьба не откачнётся,
Когда среди веков я вдруг тебя найду.
И тот – минувший век – из-за тебя начнётся,
Я к липе вековой неслышно подойду.

Ведь это Пушкин здесь с прелестницею славной
С восторгом пировал под липою густой.
И небожитель Фет преображался фавном,
Окрестность огласив: – Любимая, постой!

Степенный, смуглый Блок из прошлого являлся,
И томно, и легко, как Ангелы с небес.
Под липою сидел, с тобою целовался,
А, может, уносил тебя в небесный лес.

Терзался Пастернак, и ночью шёл под липы
С любимою своей прощаться навсегда.
В аллее золотой ветвей тяжёлых скрипы
Звучали, как небес осенняя гряда.

И лишь Есенин пел и глубоко, и звонко:
– Ой, липа ты моя, зелёный мой прибой!
И рядом ты была – красавица-девчонка…
Ах, это ты была! И рядом я – с тобой…

3
Мир многомерный отражается,
В прозрачном небе, как в трюмо.
К моей душе летит, снижается
Очарование само.

А я и вправду – очарованный
Тобой уже который год –
Твой поцелуй, тобой дарованный,
Несу, спасаясь от невзгод.

Ступеньки лет – живая лестница,
По ним, не замедляя бег,
Ко мне от Пушкина прелестница
Перебежала через век.

*   *   *

Юрий Кублановский
Родная речь

1

Дальнему ельнику наперерез
промельком падают звёзды с небес.

Спят деревенский журавль и ушат,
снега подушки на крышах лежат.

Утром из труб потянулись дымки.
Иней на стёклах - луга и венки.

Лось, из копны ухвативший сенцо.
Волк, ямщику облизавший лицо,

что-то из детства - из Речи Родной.
Чу, Алексей Константиныч Толстой!

2

Что-то из детства - из Речи Родной.
Прямо под окнами снег голубой.

Вдоль седовласых кустов и коряг
мчит, возведённый Некрасовым в ранг,

старый топтыгин на облучке,
если возница сидит в кабачке.

3

Выбрал упругую розгу в пучке
и отдувается на мужичке

ласковый барин, заметив мозоль
на страусиновой лапке борзой.

Пар чаепития. Тихий азарт
перед рядком перламутровых карт.

4

Скучный уезд. Костяной биллиард.
Доктор, хватающий за бакенбард

важного искусствоведа жену.
Помню на стенке картинку одну

там, где всё сыро и воздух нечист.
Где на троих закурил гимназист.

5

Искры по ветру - курнул гимназист,
к шпалам прижался, послышался свист,

что-то друзья из сугроба кричат,
миг - и над ухом колёса стучат.

Меркнет багровый вдали огонёк
Русские мальчики... Сорван урок.

6
Стёкла вагона - мороза роса,
леса завеса, небес образа.

Слёзы под веками - щиплет, печёт...
Это не задано! Это не в счёт!

*   *   *