Матвеев Павел

Есенин

С петлёю на шее, веревка до губ.
Правильный путь для поэта?
На черной кровати скорченный труп.
И это плохая примета.

Я много примет на земле повидал.
И очень хороших тоже.
Но эта — полный и верный провал,
Как шрамы на жизненной коже.

Как же мне больно за русскую кровь,
Что из-за тоски и беспутства
Готова пропасть, подняться и вновь
Упасть в жернова безрассудства.

Не по велению жизненных сил,
А по великой надежде
Умер на век, никого не спросил.
Прежде живой, но лишь прежде…

Я сам, поперхнувшись, глотал пузыри,
Сам проклинал опьяненье.
Граненый стакан бесконечный внутри,
Как в долгой гулянке спасенье.

А может не только руки вина
Так от души задушили?
Может быть это моя сторона
В своей одинаковой силе?

А если не только тоска и огонь
Оплавили веру заветную?
Может нарушили Бога бронь
На сердце и голову светлую?

И в декабре взломали судьбу,
Повесив в Петровском доме,
Сломав, не жалея поэта ходьбу
По пыльной советской соломе.

Поэтому эта примета со мной,
И пенит, и мутит досадно.
Мне больно, что суки плюются страной
Так глупо, жестоко и жадно.

Я же живу, поклоняясь земле.
Тревожусь на мысли несмело,
Что люди, крася лица в золе,
Забыли, что прогорело.
...
Осень пашет оранжевый колос,
Пряча в закатах краснеющий звон.
Я бы пробил свой простуженный голос,
Если б кто видел лай похорон.

Но только собаки своею дорогой
Упрямо уставились в слипшийся снег.
Не за врачом, не за подмогой
Тише шаги отмеряют побег.

Кто же тогда зимнею краской,
Прижавшись щекою к теплой стене,
Стирал отражение, прятался сказкой,
Так глубоко полюбившейся мне?