Юрий Фатнев

*   *   *

Я застал ещё Русь. Эти нивы и хаты,
Эту майскую цветь. Эти грозы навзрыд.
В неоглядных полях перед самым закатом
Жеребёнок ещё за телегой бежит.

Иногда вдруг зальётся так жалобно, тонко,
Перехватит мне горло. Я вспомню опять:
«Папа, папа, поймай мне того жеребёнка!»
Нет отца. Жеребёнка того не поймать.

Но осталась в душе золотая заноза,
И щемит, и щемит она в лунную стынь.
Глянет баба, как будто меня она спросит:
«Возвратился Татьяны Есениной сын?»

Может быть, не погиб в круговерти свирепой,
Может быть, подъезжает к родному селу.
Не удержится, спрыгнет с телеги, потреплет
Собачонку, что ринется звонко к нему!

Нет, приехал не он через многие годы,
Это я в Константинове снова брожу.
И цветок вспоминаю тот неповторимый,
Что нечаянно вырос, украсил межу…

Я застал ещё Русь и крестьянские лица,
И духмяную сытость заокских стогов.
Но разорван давно неба серенький ситец,
Не осталось на платья девчонкам его.

Я застал ещё Русь. Без оглядки опасной,
Без утайки принёс ей такие стихи:
Вспоминай иногда ты о Ленине в праздник,
А Есенина ты каждый день береги.

*   *   *

Положили на стол. Сердце вынули,
А оно не стучит, не стучит.
Я хотел бы во Францию милую,
Ведь Россией давно я забыт.

Я хотел бы на Сену осеннюю —
Плыть на барже под серенький дождь,
Вспоминая Сергея Есенина,
До которого не доплывёшь.

Но он явится в воображении,
Подмигнёт мне и спросит: «Слабо?»
И надвинется тенью забвения
На обоих нас мост Мирабо.

И расстанусь с той баржей без грусти я,
У неё ведь не этот маршрут.
В Белоруссии я, в Белоруссии,
И осталось мне жить пять минут.

Положили на стол. Сердце вынули,
А оно не стучит, не стучит…
Я хотел бы во Францию милую,
Ведь Россией давно я забыт.

Открываю глаза я рассеянно —
Снова баржа и серенький дождь.
Вспоминаю Сергея Есенина,
До которого не доплывёшь.