На орбите Есенина
Вместо пролога. Поэты
По Новосибирской вдоль Сенкт-Петербурга...
За узкоколейкой – в рощице просвет...
-- Господа, сходитесь! –
И ударил гулко
Выстрел невозвратный – и упал поэт...
Возле тихой рощи катится троллейбус.
Искрами контактов вспыхивает мгла...
Может потому Россия все болеет,
Что она Поэта не уберегла.
Клен осиротелый - поминальной свечкой,
А сентябрьский дождик - по Поэту плач...
В этой тихой роще, здесь, за Черной речкой
Мать-Россию в сердце поразил палач.
В веке-людоеде -- новые потери...
Зворкий, как свирель, отплакал. отжурчал
В мрачном "Англетере" -- чудо-"подмастерье"...
Как всегда, народ безмолствовал, молчал.
Не сыскать Пророка, не узнать Мессию
В темном царстве зла - отечестве его...
Научи, Господь, несчастную Россию
Впредь любить живым Поэта своего.
Облака над рощей вдаль плывут небыстро,
А кудрявый парень не стыдится слез.
И уходит Бродский по Новосибирской,
Думал, что вернется, но не довелось...
1. Аня. Первенец
Златовласый сельский херувим -
И стихов стихия в головенке...
Как такого не любить девчонке?
Как робеет Аня перед ним...
В Сытинской печатне с ним она
Увлеченно правит корректуру...
И лицо Сережи и фигуру
Обожает -- тайно влюблена...
А на нем – коричневый костюм,
Галстук – ослепительно зеленый...
Кажется, уже и он влюбленный,
Суженый ее прекрасно юн...
Он, еще не понятый никем
И не напечатавший ни строчки,
Что-то быстро пишет в уголочке.
Вдохновленный инобытием...
Знает сердце: он желанней всех,
Никого милее не встречала...
Убаюкала и укачала
Их любовь... На старте – грозный век...
Не досталось им волшебных призм
Для предзнания кровавых оргий...
У влюбленных первенец – Георгий...
Век -- вампир, век – зверь, век – катаклизм...
Не сложился радостный сюжет
Век растер в труху судьбу поэта...
Горьким разрешением сюжета –
Сын пополнил мартиролог жертв...
2. Зина
...А когда, захмелев без закуски –
А уже он зело выпивал --
Он любил свою Зину по-русски:
Поколачивал и ревновал,
Вспоминала она, вспоминала,
Как в семнадцатом шалом году
В Петрограде его повстречала,
Полюбила – себе на беду...
А была она редкой красоткой,
Увивался за ней Петроград...
А Сережа, повязанный с водкой,
Сам себе был порою не рад...
Но когда выходил из запоя,
Был он сказочно нежен и мил...
И терпела – прощала побои,
Умоляла, чтоб больше не пил...
Вспоминала она, вспоминала...
Гимназисточкою из Орла
За мечтой в Петроград улетала,
Неосознанно чуда ждала...
И стуча на своем «ундервуде»
В окруженье газетных писак
Все мечтала о сцене – о чуде,
Но втянуло в любовный зигзаг...
Белобрыс, а она – как цыганка.
Он – поэт, но пока – для себя...
Чем завлек – неизвестна изнанка,
Что дарил – неизвестно... Судьба...
Он позвал – и на север помчались,
А четвертого августа вдруг
В Волологодском краю обвенчались...
Просто друг был, а ныне – супруг...
Он над нею куражился пьяно
И – беременную – побивал...
Появилась дочурка – Татьяна...
Вновь побил – и сильней выпивал...
А когда она – снова на сносях –
Поколочена им «по любви» --
Рвет их связь, что казалась – на тросах --
Не вернется, зови – не зови...
Он в зените таланта и славы,
Дети с нею растут в нищете...
Он поет про луга и дубравы –
Зина бьется с нуждой во тщете...
Из Есенинской выпав орбиты,
Потерялась в огромной стране...
Им и дети по пьянке забыты:
-- Ребятишки? На что они мне?
Только раз на ростовском вокзале
С ним свела Зинаиду стезя...
-- Здесь и сын твой... Посмотришь?
-- Едва ли...
Ну, давай, коль иначе нельзя...
Ошарашенно выкликнул:
-- Черный?
Не Есенин! Таких у нас нет...
Будто Костенька был прокаженный –
Так брезгливо скривился поэт...
У него почитателей масса,
Издают и читают взахлеб...
И скандальные – в «Стойле Пегаса»
Вечера... Да, не жизнь, а вертеп...
Знаменитый в стране и окрестно,
Публикуем и славою горд...
А ее – (как и что – неизвестно) –
В музы выбрал себе Мейерхольд.
И она, что считалась бездарной,
Вдруг явила чудесный талант...
Он – на западе в гонке угарной...
А ее театральный гигант
Воспитал – (и теперь она – прима) --
И поэта детей – как родных...
Но сквозь сон – незабытое имя
На устах – и не только на них...
И в душе ее образ поэта
Не угас, не взирая на боль...
Он вернулся, объездив полсвета,
И в крови у него – алкоголь...
Вновь возник в ее жизни Есенин...
Взлетом бывшей жены удивлен,
Он привычно упал на колени,
Мол, прости – и, конечно, прощен...
И детей, позабытых им, фото –
(Пусть черны – но есенинский вгляд) –
Режиссеру оставив заботы,
Он в кармане носил, как мандат...
Были тайные страстные встречи,
Но от них – снова горечь и боль.
И себя до конца искалечив,
Мстил и ей за былую любовь.
Он являлся и трезвым и пьяным:
Мол, пришел, чтоб увидеть детей...
А потом – «Англетер»...
-- Валерьяны!...
Череду непонятных смертей
Начал он, озорной «подмастерье».
Он ушел, не снеся бытие...
А у смертной прощальной постели
Мать поэта винила ее...
Из есенинской горькой орбиты
Не дано на свободу уйти...
И она – по приказу – убита –
Все страданья ей, Боже, зачти...
3.Айседора
... Столько бед. Рвется сердце на части,
Балерине не мил белый свет...
Но уже написал Луначарский:
«Приезжайте. Мы ждем вас в Москве.
Мы откроем особую школу
И доверим вам сотни детей...»
«Я приеду, приеду к вам скоро...»
«Здесь свобода для ваших идей...»
...В этом городе храмы, как сказки,
Золотые над ним купола...
И любил ее сам Станиславский...
Да, она здесь когда-то была...
Вроде те же брусчатка и стены,
Да в партере народ победней...
Неизменно богинею сцены
Почитают в стране дикарей...
Залы, лестницы, своды, покои...
-- Очень нравится... Радостный дом!
-- Обещали – и вот вам для школы
Особняк, но сначала – прием...
-- Что – сейчас?
-- Ждут нас в зале банкета...
Потанцуете?
-- Может быть... Да...
Кто вот это? Скажите, кто это?
-- А... Поэзии новой звезда...
Входит дива летящей походкой,
Шубку – в сторону... В складках хитон...
-- Эй, штрафную! Вино или водку?
А напротив – восторженный – он...
Он читает стихи вдохновенно –
И неважно, о чем те стихи,
Если вдруг озарило мгновенно,
Если оба – во власти стихий...
Так, забыв о себе, Эвридика
Погружалась в орфейский вокал...
Прочитал. Сбросил обувь – и дико,
Что-то яростное танцевал...
И как будто внезапно в том зале
Все исчезли, остались вдвоем...
И незримые нити связали
Их надежным сердечным узлом.
Он спустился – и встал на колени...
-- Изадора! – и чувств перехлест
Безоглядно и без сожалений
Будто в омут бросает со звезд –
И навстречу друг другу...
-- Сережа!...
-- Изадора!..
И будто вовек
Никого не встречали дороже,
Будто смерч их друг к другу повлек –
И в обнимку ушли, не прощаясь...
-- Ангель, ангель! – шептала одно...
Но не ведает счастье про счастье
Коль от пьянки в рассудке темно...
Он любил ее – и ненавидел,
Обижал – и прощенья просил...
Бил... Трезвел – и забыв, что обидел,
На руках по квартире носил...
А она для него танцевала
С алым знаменем-шарфом в руках,
На большую любовь уповала.
Хоть порою охватывал страх.
Слов десяток узнала по-русски –
И сквозь слезы шептала:
-- Люблю!...
И брала его вновь на поруки,
Удержала не раз на краю...
А Сергей куролесил в квартире,
Будто мстил ей за то, что была
Много старше: ей сорок четыре,
А ему -- двадцать шесть... Все ждала...
Все по-бабьи сносила, терпела,
Как могла, отвлекала от зла...
Отстоялась бы, перекипела
Муть души в нем... И вот – увезла
Из похмельной России – в Европу...
Эмигрантский похмельный Париж
Предвещал ей любви катастрофу...
-- Не отдам тебя водке... Шалишь!
Неизвестно: Из Гавра ль, из Дувра,
Был ли трезв в этот час или пьян...
-- Дунька, водки! Что скалишься, дура?
Это ж где я теперь?... Океан...
В США не скрывают опаски:
-- Эти двое – от большевиков!
Был особый приказ – без огласки,
Чтоб под своды зеркальных дворцов
Не пускать ее впредь... На запреты
В пролетарских кварталах плюют...
-- Обойдемся без высшего света,
Нас рабочие не подведут...
Вновь ее «на ура» принимают,
Улыбается радостно жизнь...
И красавица не понимает:
-- Что с тобою, Сергей?
-- Отвяжись!
А причина вполне объяснима:
В газетенке писал журналист:
«Как всегда упоительна прима,
Молодой ее муж – скандалист...»
До беспамятных драк и погромов
Снова запил по-русски Сергей...
Он главнее, он лучше... Не промах –
Бес похмельный... Не даст из сетей
Вырвать душу больную Сергея...
Оплатила дебош. А потом...
Осознала: достиг апогея –
И сказала ему: Гоу хом!
Он вернулся с бельгийской границы,
Он в разлуке почти умирал...
Но любовь – на исходе страницы --
Сам же чувство гасил наповал.
А она безнадежно грустила...
Но в любовь еще верит она...
Понимает: поэту – Россия
Даже больше нужна, чем жена.
Возвращаются... Брак на излете...
Уезжает с гастролями в Крым...
Ждет его...
-- Вам депеша. Возьмете?...
«Я другую люблю и любим...»
Дни великой любви пролетели,
Извержения страсти прошли...
А два года спустя в «Англетере»
Вынимали его из петли...
А еще через два в теплой Ницце
Отказалась накинуть пальто...
Длинный шарф, затянувшийся в спицы...
Кто ее пожалеет? Никто...
4.Надежда
Отшумело тревожное лето,
Девятнадцатый год над Москвой...
Надя Вольпин в Союзе поэтов,
В молодежной его мастерской...
А Есенин уже знаменитый
И капризный:
-- Читать не хочу...
-- Почитайте, прошу! – чуть с обидой...
Взгляды встретились – и по лучу
Точно искра тотчас пробежала...
-- Ради вас почитаю, -- сказал...
И она с упоеньем внимала...
Он смотрел на нее -- и читал...
Новый шаг – и они неразлучны...
И поэзия с ними и страсть...
Ах, как строки его сладкозвучны,
Как сильна их над девушкой власть...
Он и ей с упоеньем внимает,
И свои ей читает взахлеб...
Он целует ее, обнимает...
-- Нет, не надо, пожалуйста... Стоп!
Их вечерние тайные встречи
Превращаются в схватку «за честь»...
Воздержание парня калечит,
Парень жаждет ту книжку прочесть...
Эта книжка свежа и наивна,
И не читана прежде никем,
И стесняется так перед ним, но,
Все настойчивей он между тем...
Как юна была Наденька Вольпин,
Как была той порой хороша!
А ему – что женат, что помолвлен –
Все едино, коль просит душа...
А душа перемены просила.
Он от Зины уже уставал...
И мужская – мужицкая сила
Поразила ее наповал...
Да, она неохотно сдавалась,
Но ведь сильно любила его...
Отдавалась ему, отдавалась...
-- Так, выходит, была ты... того...
Значит, девушкой? Чур – отвечаем –
Каждый сам за себя – без обид...
Обижаем порой, обижаем
Нежно любящих – плачут навзрыд...
Но Надежда горда – и в ответе
И презрение явно звучит:
Никому не позволит на свете
Отвечать за нее – без обид...
Он порою касался женитьбы --
В разговоре – шутя, со смешком,
Дескать сильно могли посмешить бы:
Муж с женою – поэты... Потом
С Айседорой умчался в Европу,
Но вернулся же все-таки к ней,
Погружаясь в пучину-хворобу:
Все пьянее поэт, все пьяней...
Все привыкли: Надежда доставит
Захмелевшего быстро домой,
Не осудит его, не оставит...
Вдруг она поняла:
-- Боже мой! –
Что беременна... Радость и горечь...
-- Не хотелось бы больше детей...
Их и так уже трое... Я – сволочь?
Ну, как хочешь... А я из сетей
Ускользаю...
Подумав, Надежда
Покидает Москву... Петроград...
Здесь родился сынок ее... Нечто
От отца в нем: внимательный взгляд
Будто он отрешался от мира –
И заглядывал за горизонт...
-- У друзей поудобней квартира,
Здесь же тесно и нужен ремонт...
-- Я в твоем не нуждаюсь совете,
Ты отныне свободен от нас...
Мы решили тогда, что в ответе
Я сама за себя... Скройся с глаз!...
Возвратились в столицу в тридцатых...
Алек – так называла сынка –
В школе значился средь головастых...
На мехмат МГУ без сучка
Без задоринки принят... Учился...
Здесь талантами всех восхищал...
Аспирант... На «ура» защитился...
Между прочим, он тоже писал,
Как отец, и Георгий, и мама...
Но и Алека мерзкая пасть
Злобной власти хватала упрямо –
Невзлюбила Есениных власть.
А всего-то хотел, чтоб в Союзе
Соблюдали советский закон...
-- Ишь чего захотел-то! -- Иллюзий
Справедливости полон был он,
Словно Сахаров... Брошен в психушку,
После выдворен был из страны...
За умнейшую эту «макушку»
По сей день «мериканы» должны
Кагэбэшникам петь дифирамбы –
Помогали «утечке мозгов»,
Словно не пригодилися нам бы...
Вот... И где ж тогда сонмы врагов?
А Недежда Давыдовна Вольпин --
(Переводчик, каких поискать!
Почитаешь – и будешь доволен) –
Пожелала сама рассказать
О Сергее... «Свидание с другом» --
Главным образом, книга о нем,
О поэте с российским недугом,
Чьи стихи со слезами поем...
5. Галина
Депешу в Крым Дункан дала Галина:
«Любим, женат и счастлив...», -- о себе...
Мечту свою наивно оголила,
Путь проложила к горестной судьбе...
Так беззаветно, как она любила,
Едва ли кто способен полюбить...
Есенин:
-- Галя – друг! –
Ей можно было
О нежных чувствах к прочим говорить.
Она стройна, с косищами до пяток,
Зеленоглаза – и ему верна…
Не видит что ли? На душе осадок…
Но выпьет чашу горечи до дна….
Впервые Галя встретила поэта
В двадцатом, в середине сентября…
Литвечер в политехе… Море света…
Вот вышел он, улыбкой говоря:
-- Смотрите, как я молод и прекрасен!
Так золотилось золото волос…
Мальчишка в светлой куртке… Голос ясен –
И озорство стихов, и их серьез:
Мол, плюйся, ветер, сцепкой мокрых листьев,
И я такой же, дескать, хулиган…
И ширился восторг тысячелице,
Мурашки по спине и по ногам…
А в ноябре она в его постели.
Точнее – он в постели у нее…
В Московской коммуналочке летели
Стихи… Но с ней деля житье-бытье,
Он почитал ее, скорей как друга,
Чем женщину… Он даже и не бил
Ее, как прочих… Галя – не супруга –
Раба любви… А он ее любил?
-- Вы, Галя, -- друг мне. Самый близкий, верный.
Но, извините, я вас не люблю…
Он приводил других к ней… Боль безмерна…
-- Зато, по крайней мере, вас не бью.
Я женщин бью – и не могу иначе:
Любовь моя – мучение и боль…
-- Вы и меня побейте, -- чуть не плача…
-- Вас – не могу… Жестокий карамболь!
Она ему, как верная собака,
Служила – и старалась оградить
От пьяного сообщества и мрака
Похмельного… Старалась отследить,
В каких его печатали журналах –
И выбивала скудный гонорар.
Она ему варила и стирала,
А он ее почти не замечал,
По дружески даря порою ласку…
А с Айседорой – на ее глазах
Сошелся – и болезненную сказку
Ее прервал, оставив боль и страх…
Он возвратился после Айседоры
Опустошенно горестный такой…
-- Я рядом с вами – и отступит горе!...
А он опять женился на другой –
И кончил счеты с жизнью в «Англетере»…
Ей незачем теперь ни пить ни есть…
Невосполнимые судьбы потери
Душа не в состоянье перенесть…
Декабрьский день… Мороз и непогода…
И выстрел на Ваганьковском… Ушла
За ним Галина… Боль ее ухода
Всех, кто любил Сергея, потрясла…
Ее похоронили по соседству,
На памятнике начертав слова
О «верной Гале» -- тихой данью сердцу,
Что так любило… Горькая глава,
Еще одна -- трагической поэмы
Пришла к закономерному концу…
Летят десятилетия – и все мы
Горюем по несчастному певцу…
6. Сонечка
Не сулила судьба испытаний:
-- Соня-Солнышко! – дед ликовал...
Родилась она в Ясной Поляне –
Графской крови толстовской накал –
В ней -- и жертвенность и горделивость...
Внучке Лев Николаич писал:
«Дар любви – Божья щедрая милость...», --
Он завет ей для жизни давал:
Ни о ком не помыслить дурного,
Не злословить в судьбе ни о ком
Потому что и мысли и слово
Возвращаются к нам прямиком.
Не злодействовать даже случайно –
А наградою будет любовь...
Переимчива необычайно,
Видно, к доброму графская кровь...
Новый век отсчитал четверть века,
Четверть века и Соне... Пока
Всю любовь ее – библиотека
Получает... Незримо ЧК
Ищет фактики для компромата.
Если хочется, можно найти, --
Заверяли творцы диамата,
Если дело сперва завести...
Ну, а повод-то самый скандальный:
Клинья бьет к ней Есенин Сергей,
Хулиганистый, полуопальный...
Приухлестывать начал за ней...
И однажды под кронами парка
Обещавшей веселье весной
Привязалась к гулявшим цыганка:
-- Погадаю тебе, золотой!
-- Да, неплохо судьбу распознать бы...
До чего я еще доживу?
-- Доживешь, мой красавец, до свадьбы...
Грусть мрачила очей синеву --
Не гадал о таком повороте...
-- Я руки вашей, Соня, прошу...
-- Неужели и вправду возьмете
В жены?
-- Вправду. Надеждой дышу:
Наконец-то семья состоится...
Вы согласны?
-- Согласна! Сергей,
Все же сердце чего-то боится...
-- И мое... Но – венчаться! Скорей!...
Позже матери Софья писала:
«Поняла: роковое – всего
Полюбила – и только желала
Все отдать, чтобы жить для него...
И ни в чем не вините Сергея.
Что с того, что он мучил меня,
Сам страдая и горько болея...»
Не сгореть у такого огня
Ей, как всем до нее, невозможно...
«Я ему всю себя отдала,
Шла на крест добровольно...». –
Возможно,
Что она бы его и спасла,
Принеся ему успокоенье,
Но, наверно, намеченный срок
Подходил – (опоздало спасенье) –
И рванул в Петроград наутек...
И когда о несчастье сказали,
Закричала, как раненый зверь:
-- Я не верю! Зачем вы солгали?
Как мне жить, что мне делать теперь?
В Ленинграде ей выдали тело,
Увозила поэта в Москву –
Не придумаешь горше удела,
Боль потери терзала главу...
Панихида... Оплакали хором
Все, кто прежде поэта любил...
В телеграмме своей Айседора
Написала: «Дух дерзкий стремил
К невозможному... С болью потерю
Вместе с вами оплачу сполна...»
...Он ушел, как и жил – хлопнув дверью –
И сиротствует горько страна...
7. Юрий
Год четырнадцатый... Испытанья...
Над страной блеск чужого штыка...
Вспоминает Изряднова Аня:
«В декабре родила я сынка...
Канительно со мною Сереже:
И в больницу меня отвези,
И встречай с малышом...
-- Мы похожи!
-- Как две капли! (Поди возрази...)
Мы Георгием (Юрой) назвали
Ясноглазенького малыша...
Убаюкивая, напевали –
Так Сережа велел – крепыша...
А весною в столицу за счастьем,
За удачей умчался Сергей,
Разрывая мне душу на части...
Я прошу:
-- Возвращайся скорей!
Что с ним там, в Петрограде, случилось?
Из столицы вернулся другой,
Будто что-то в душе надломилось –
Стал задумчивый, грустный такой...
Будто места себе не находит...
-- Отправляюсь в деревню – писать...
Понимаю: Сережа уходит,
Но не стану узлами вязать...
Из деревни писал нам сердечно...
Потянуло опять в Петроград.
Звал с собою... А Юра? Извечно
Сын с отцом конкуренты за мать...
Обещал:
-- В Петроград ненадолго...»
Сына Анна растила одна...
По веленью отцовского долга
Не давал опускаться до дна,
Помогая (нечасто) деньгами,
Навещал, наезжая в Москву...
Бедовала, пока он стихами
Озарял золотую главу...
На любительских снимках сыночек
Худ и бедненько очень одет...
Но похож на отца между прочим
И в глазах -- (не по возрасту) – свет...
Свет ума и большого таланта:
Стал стихи очень рано писать...
А над Родиной тень обскуранта...
-- Анна, сына хранить и спасать,
Коль уйду, то тебе завещаю, --
Выдал предначертанье Сергей. –
Обещай мне, прошу...
-- Обещаю!
-- Что за власть? С каждым днем злей и злей...
Анна мужа жалела... Простила...
От себя отрывая кусок,
Берегла их сыночка, растила...
-- Будь счастливее папы, сынок!
Но Есенину в жизни непросто --
Смотрит косо на мальчика власть.
Жизнь – как скучная серая проза,
А у власти – кровавая пасть.
Авиация – символ столетья...
Кто-то учит машины летать,
Чертит, строит их... Под междометья
Кто-то должен их раны латать...
Юра техникум выбрал, в котором
К авиации ближе всего.
С юных лет он по крыльям, моторам
Тосковал... Отучился... Его
В академию взяли трудиться...
Жизнь прекрасна! Возможно, поздней
Самому повезет научиться
Инженерной премудрости в ней...
Тут в военную службу призвали...
-- Отслужу, а потом – заживем!
Плачет мама...
-- Не надо печали,
Ты не думай, родная о злом...
Сердце мамы не знает покоя,
Ноет бедное...
-- Боже, храни!...
Колет сердце предчувствие злое...
Потянулись ненастные дни...
Новобранца в Хабаровск услали...
Поначалу писал, а потом –
Как отрезало... Власти молчали...
Так наметился жизни излом...
И писала, и у кабинетов
Терпеливо приема ждала...
Ни просветов в судьбе, ни ответов...
Горе душу спалило дотла...
Обложили судьбу василиски,
В кабинетах засели враги...
-- Видно, десять – и без переписки, --
Подсказали тайком знатоки...
И затеплилась в сердце надежда,
Верит – все же вернется сынок...
-- Истрепалась, поди, вся одежда, --
Анна вяжет сынку свитерок...
Пожалел ее, видно, Всевышний,
Взял к себе безутешную мать,
Полагая, наверно: излишне
Не должна за любимых страдать...
В КГБ-шном архиве хранится
Дело номер двенадцать – один –
Семь – пять... Ломкими стали страницы...
Так за что же Георгий судим?
В тридать пятом попался на вертел
Озверевшего НКВД
Как немецкий шпион – Осип Бергер...
Он не сдался кромешной беде –
Избежал по удаче расстрела,
Выжил, вынес гулаговский ад...
Болью горькая память гремела...
Мемуары его самиздат
Размножал...
... Как-то ночью в Бутырке
К нам втолкнули с узлом новичка...
Поглядев, почесали затылки:
-- Просто копия! Издалека?
-- Из Хабаровска...
-- Звать-то?
-- Есенин...
Юрий...
-- То-то же! Видим – похож...
-- Сам-то пишешь?
-- Пишу, но оценен
Лишь чекистами...
-- Эх, молодежь...
Юрий был убежден, что Сергея
Затравила умышленно власть,
А теперь и его, свирепея
Поглотила тюремная пасть...
Нет за ним нарушений устава...
Нет, вменяют ему терроризм...
Шпионаж... Обещают лукаво,
Сохранят, мол, Георгию жизнь –
И признаться – в его интересах...
Возвращался с допросов в слезах...
Он не выдержал мощного пресса –
Подписался... Надежда и страх
Брали верх над ним попеременно...
В папке множилась стопка листков ...
Изуверы давили умело,
Распалялись, предчувствуя кровь...
-- Подпиши-ка!
-- Здесь столько обмана...
-- А придется, дружок, подписать...
Им строчить о шпионах романы,
Только судьбы им слаще кромсать...
Дескать, Сталина он собирался
На столичной трибуне взорвать –
И взрывчаткой уже запасался...
Бред! Но кто бы их стал проверять?
И мальчишка расстрелян чекистом,
В крематории тайно сожжен...
Пусть нетленная память о чистом,
Кто невинно врагом убиен,
Неизменно стучит в ваше сердце...
Да не вступит уже на порог
Ненавистная ненависть в сенцы,
Да хранит нас от мерзости Бог...
9.Поет "Ореро"...
"Отговорила роща..." Чуть гортанно
Есенина поет квартет "Ореро".
Грузинское многоголосье пряно
Печаль поэта страстью разогрело.
И им сейчас, в самозабвенье жарком
О русской осени светло поющим
Грузинам, больно и наверно жалко
Поэта в его времени бегущем.
В согласии с кавказским этикетом
Сверхпрагматичны и сверхромантичны,
В сотворчестве с загубленным поэтом,
Поют грузины о своем, о личном.
Но гимном грустной осени задето
Для сострадания и соучастья,
На грусть грузин и русского поэта
Ответит сердце -- и забьется часто.
Ведь каждый тоже молод был когда-то
И каждому прошедших весен жаль.
И собственным ошибкам и утратам
Певцов аккомпанирует печаль...
Да, жаль, как жаль -- "Отговорила роща..."
Поют грузины... Это просто шок...
И мы им подпоем -- чего уж проще --
Слова-то каждый знает назубок.
11. Павел
* * *
-- Жизнь подтверждает: далекое – близко…
-- Проиллюстрируй, давай!
-- Павел Есенин из Новосибирска
Песни творит для «Hi-Fi».
Я с земляками встречался в Нью-Йорке,
Шел их концерт на ура.
За исполненье им ставлю пятерки,
Публика, будь к ним добра…
В Новосибирске с Есениным Пашей
Встретиться не довелось.
Внук или правнук он гордости нашей,
Как-то спросить не пришлось.
С мамой Есенина Павла, Людмилой,
Часто встречался зато.
Мама догадку мою подтвердила…
Некто, играя в лото,
Судьбы, как числа, бросая на карту
С целью, неведомой нам
Имя поэта отдал музыканту…
-- Благодарю Вас, мадам!
А ведь могло бы слоожиться… Есенин
Что-то из строчек моих
Взял бы для песни… Пусть несовременен
Меланхолический стих,
Так и у рок-музыкантов причуды
Тоже случаются, нет?
Но Венцимеров-Есенин покуда
Не состоялся дуэт…
12. Поэт Сергей Потехин
Давно вестей из Костромы не получаю –
Как поживает тот загадочный поэт?
Реинкарнация? Ну, что ж, не исключаю,
Что вновь Есенин к нам пришел на белый свет.
Так много знаков для готовых верить в чудо:
Деревня Костома – отчетливый намек
На Константиново... Подумайте, откуда
Такой поэт забрел в забытый уголок?
В деревне Костома живет поэт Сережа.
Он Александрович по отчеству, заметь...
Да кто ж еще умеет, душу мне корежа,
Волшебным словом так пронзительно звенеть?
В деревню Костома так дозвониться трудно,
Я написал, а вот ответа нет и нет...
Поэт Сережа жил болезненно и скудно
И выпивал, конечно, как любой поэт...
Но пусть узнает о Сереже вся Россия –
Такой поэт, поверьте, у нее один...
И пусть Россия, злое время пересиля,
Поэта словом светлых вымолит годин...
За узкоколейкой – в рощице просвет...
-- Господа, сходитесь! –
И ударил гулко
Выстрел невозвратный – и упал поэт...
Возле тихой рощи катится троллейбус.
Искрами контактов вспыхивает мгла...
Может потому Россия все болеет,
Что она Поэта не уберегла.
Клен осиротелый - поминальной свечкой,
А сентябрьский дождик - по Поэту плач...
В этой тихой роще, здесь, за Черной речкой
Мать-Россию в сердце поразил палач.
В веке-людоеде -- новые потери...
Зворкий, как свирель, отплакал. отжурчал
В мрачном "Англетере" -- чудо-"подмастерье"...
Как всегда, народ безмолствовал, молчал.
Не сыскать Пророка, не узнать Мессию
В темном царстве зла - отечестве его...
Научи, Господь, несчастную Россию
Впредь любить живым Поэта своего.
Облака над рощей вдаль плывут небыстро,
А кудрявый парень не стыдится слез.
И уходит Бродский по Новосибирской,
Думал, что вернется, но не довелось...
1. Аня. Первенец
Златовласый сельский херувим -
И стихов стихия в головенке...
Как такого не любить девчонке?
Как робеет Аня перед ним...
В Сытинской печатне с ним она
Увлеченно правит корректуру...
И лицо Сережи и фигуру
Обожает -- тайно влюблена...
А на нем – коричневый костюм,
Галстук – ослепительно зеленый...
Кажется, уже и он влюбленный,
Суженый ее прекрасно юн...
Он, еще не понятый никем
И не напечатавший ни строчки,
Что-то быстро пишет в уголочке.
Вдохновленный инобытием...
Знает сердце: он желанней всех,
Никого милее не встречала...
Убаюкала и укачала
Их любовь... На старте – грозный век...
Не досталось им волшебных призм
Для предзнания кровавых оргий...
У влюбленных первенец – Георгий...
Век -- вампир, век – зверь, век – катаклизм...
Не сложился радостный сюжет
Век растер в труху судьбу поэта...
Горьким разрешением сюжета –
Сын пополнил мартиролог жертв...
2. Зина
...А когда, захмелев без закуски –
А уже он зело выпивал --
Он любил свою Зину по-русски:
Поколачивал и ревновал,
Вспоминала она, вспоминала,
Как в семнадцатом шалом году
В Петрограде его повстречала,
Полюбила – себе на беду...
А была она редкой красоткой,
Увивался за ней Петроград...
А Сережа, повязанный с водкой,
Сам себе был порою не рад...
Но когда выходил из запоя,
Был он сказочно нежен и мил...
И терпела – прощала побои,
Умоляла, чтоб больше не пил...
Вспоминала она, вспоминала...
Гимназисточкою из Орла
За мечтой в Петроград улетала,
Неосознанно чуда ждала...
И стуча на своем «ундервуде»
В окруженье газетных писак
Все мечтала о сцене – о чуде,
Но втянуло в любовный зигзаг...
Белобрыс, а она – как цыганка.
Он – поэт, но пока – для себя...
Чем завлек – неизвестна изнанка,
Что дарил – неизвестно... Судьба...
Он позвал – и на север помчались,
А четвертого августа вдруг
В Волологодском краю обвенчались...
Просто друг был, а ныне – супруг...
Он над нею куражился пьяно
И – беременную – побивал...
Появилась дочурка – Татьяна...
Вновь побил – и сильней выпивал...
А когда она – снова на сносях –
Поколочена им «по любви» --
Рвет их связь, что казалась – на тросах --
Не вернется, зови – не зови...
Он в зените таланта и славы,
Дети с нею растут в нищете...
Он поет про луга и дубравы –
Зина бьется с нуждой во тщете...
Из Есенинской выпав орбиты,
Потерялась в огромной стране...
Им и дети по пьянке забыты:
-- Ребятишки? На что они мне?
Только раз на ростовском вокзале
С ним свела Зинаиду стезя...
-- Здесь и сын твой... Посмотришь?
-- Едва ли...
Ну, давай, коль иначе нельзя...
Ошарашенно выкликнул:
-- Черный?
Не Есенин! Таких у нас нет...
Будто Костенька был прокаженный –
Так брезгливо скривился поэт...
У него почитателей масса,
Издают и читают взахлеб...
И скандальные – в «Стойле Пегаса»
Вечера... Да, не жизнь, а вертеп...
Знаменитый в стране и окрестно,
Публикуем и славою горд...
А ее – (как и что – неизвестно) –
В музы выбрал себе Мейерхольд.
И она, что считалась бездарной,
Вдруг явила чудесный талант...
Он – на западе в гонке угарной...
А ее театральный гигант
Воспитал – (и теперь она – прима) --
И поэта детей – как родных...
Но сквозь сон – незабытое имя
На устах – и не только на них...
И в душе ее образ поэта
Не угас, не взирая на боль...
Он вернулся, объездив полсвета,
И в крови у него – алкоголь...
Вновь возник в ее жизни Есенин...
Взлетом бывшей жены удивлен,
Он привычно упал на колени,
Мол, прости – и, конечно, прощен...
И детей, позабытых им, фото –
(Пусть черны – но есенинский вгляд) –
Режиссеру оставив заботы,
Он в кармане носил, как мандат...
Были тайные страстные встречи,
Но от них – снова горечь и боль.
И себя до конца искалечив,
Мстил и ей за былую любовь.
Он являлся и трезвым и пьяным:
Мол, пришел, чтоб увидеть детей...
А потом – «Англетер»...
-- Валерьяны!...
Череду непонятных смертей
Начал он, озорной «подмастерье».
Он ушел, не снеся бытие...
А у смертной прощальной постели
Мать поэта винила ее...
Из есенинской горькой орбиты
Не дано на свободу уйти...
И она – по приказу – убита –
Все страданья ей, Боже, зачти...
3.Айседора
... Столько бед. Рвется сердце на части,
Балерине не мил белый свет...
Но уже написал Луначарский:
«Приезжайте. Мы ждем вас в Москве.
Мы откроем особую школу
И доверим вам сотни детей...»
«Я приеду, приеду к вам скоро...»
«Здесь свобода для ваших идей...»
...В этом городе храмы, как сказки,
Золотые над ним купола...
И любил ее сам Станиславский...
Да, она здесь когда-то была...
Вроде те же брусчатка и стены,
Да в партере народ победней...
Неизменно богинею сцены
Почитают в стране дикарей...
Залы, лестницы, своды, покои...
-- Очень нравится... Радостный дом!
-- Обещали – и вот вам для школы
Особняк, но сначала – прием...
-- Что – сейчас?
-- Ждут нас в зале банкета...
Потанцуете?
-- Может быть... Да...
Кто вот это? Скажите, кто это?
-- А... Поэзии новой звезда...
Входит дива летящей походкой,
Шубку – в сторону... В складках хитон...
-- Эй, штрафную! Вино или водку?
А напротив – восторженный – он...
Он читает стихи вдохновенно –
И неважно, о чем те стихи,
Если вдруг озарило мгновенно,
Если оба – во власти стихий...
Так, забыв о себе, Эвридика
Погружалась в орфейский вокал...
Прочитал. Сбросил обувь – и дико,
Что-то яростное танцевал...
И как будто внезапно в том зале
Все исчезли, остались вдвоем...
И незримые нити связали
Их надежным сердечным узлом.
Он спустился – и встал на колени...
-- Изадора! – и чувств перехлест
Безоглядно и без сожалений
Будто в омут бросает со звезд –
И навстречу друг другу...
-- Сережа!...
-- Изадора!..
И будто вовек
Никого не встречали дороже,
Будто смерч их друг к другу повлек –
И в обнимку ушли, не прощаясь...
-- Ангель, ангель! – шептала одно...
Но не ведает счастье про счастье
Коль от пьянки в рассудке темно...
Он любил ее – и ненавидел,
Обижал – и прощенья просил...
Бил... Трезвел – и забыв, что обидел,
На руках по квартире носил...
А она для него танцевала
С алым знаменем-шарфом в руках,
На большую любовь уповала.
Хоть порою охватывал страх.
Слов десяток узнала по-русски –
И сквозь слезы шептала:
-- Люблю!...
И брала его вновь на поруки,
Удержала не раз на краю...
А Сергей куролесил в квартире,
Будто мстил ей за то, что была
Много старше: ей сорок четыре,
А ему -- двадцать шесть... Все ждала...
Все по-бабьи сносила, терпела,
Как могла, отвлекала от зла...
Отстоялась бы, перекипела
Муть души в нем... И вот – увезла
Из похмельной России – в Европу...
Эмигрантский похмельный Париж
Предвещал ей любви катастрофу...
-- Не отдам тебя водке... Шалишь!
Неизвестно: Из Гавра ль, из Дувра,
Был ли трезв в этот час или пьян...
-- Дунька, водки! Что скалишься, дура?
Это ж где я теперь?... Океан...
В США не скрывают опаски:
-- Эти двое – от большевиков!
Был особый приказ – без огласки,
Чтоб под своды зеркальных дворцов
Не пускать ее впредь... На запреты
В пролетарских кварталах плюют...
-- Обойдемся без высшего света,
Нас рабочие не подведут...
Вновь ее «на ура» принимают,
Улыбается радостно жизнь...
И красавица не понимает:
-- Что с тобою, Сергей?
-- Отвяжись!
А причина вполне объяснима:
В газетенке писал журналист:
«Как всегда упоительна прима,
Молодой ее муж – скандалист...»
До беспамятных драк и погромов
Снова запил по-русски Сергей...
Он главнее, он лучше... Не промах –
Бес похмельный... Не даст из сетей
Вырвать душу больную Сергея...
Оплатила дебош. А потом...
Осознала: достиг апогея –
И сказала ему: Гоу хом!
Он вернулся с бельгийской границы,
Он в разлуке почти умирал...
Но любовь – на исходе страницы --
Сам же чувство гасил наповал.
А она безнадежно грустила...
Но в любовь еще верит она...
Понимает: поэту – Россия
Даже больше нужна, чем жена.
Возвращаются... Брак на излете...
Уезжает с гастролями в Крым...
Ждет его...
-- Вам депеша. Возьмете?...
«Я другую люблю и любим...»
Дни великой любви пролетели,
Извержения страсти прошли...
А два года спустя в «Англетере»
Вынимали его из петли...
А еще через два в теплой Ницце
Отказалась накинуть пальто...
Длинный шарф, затянувшийся в спицы...
Кто ее пожалеет? Никто...
4.Надежда
Отшумело тревожное лето,
Девятнадцатый год над Москвой...
Надя Вольпин в Союзе поэтов,
В молодежной его мастерской...
А Есенин уже знаменитый
И капризный:
-- Читать не хочу...
-- Почитайте, прошу! – чуть с обидой...
Взгляды встретились – и по лучу
Точно искра тотчас пробежала...
-- Ради вас почитаю, -- сказал...
И она с упоеньем внимала...
Он смотрел на нее -- и читал...
Новый шаг – и они неразлучны...
И поэзия с ними и страсть...
Ах, как строки его сладкозвучны,
Как сильна их над девушкой власть...
Он и ей с упоеньем внимает,
И свои ей читает взахлеб...
Он целует ее, обнимает...
-- Нет, не надо, пожалуйста... Стоп!
Их вечерние тайные встречи
Превращаются в схватку «за честь»...
Воздержание парня калечит,
Парень жаждет ту книжку прочесть...
Эта книжка свежа и наивна,
И не читана прежде никем,
И стесняется так перед ним, но,
Все настойчивей он между тем...
Как юна была Наденька Вольпин,
Как была той порой хороша!
А ему – что женат, что помолвлен –
Все едино, коль просит душа...
А душа перемены просила.
Он от Зины уже уставал...
И мужская – мужицкая сила
Поразила ее наповал...
Да, она неохотно сдавалась,
Но ведь сильно любила его...
Отдавалась ему, отдавалась...
-- Так, выходит, была ты... того...
Значит, девушкой? Чур – отвечаем –
Каждый сам за себя – без обид...
Обижаем порой, обижаем
Нежно любящих – плачут навзрыд...
Но Надежда горда – и в ответе
И презрение явно звучит:
Никому не позволит на свете
Отвечать за нее – без обид...
Он порою касался женитьбы --
В разговоре – шутя, со смешком,
Дескать сильно могли посмешить бы:
Муж с женою – поэты... Потом
С Айседорой умчался в Европу,
Но вернулся же все-таки к ней,
Погружаясь в пучину-хворобу:
Все пьянее поэт, все пьяней...
Все привыкли: Надежда доставит
Захмелевшего быстро домой,
Не осудит его, не оставит...
Вдруг она поняла:
-- Боже мой! –
Что беременна... Радость и горечь...
-- Не хотелось бы больше детей...
Их и так уже трое... Я – сволочь?
Ну, как хочешь... А я из сетей
Ускользаю...
Подумав, Надежда
Покидает Москву... Петроград...
Здесь родился сынок ее... Нечто
От отца в нем: внимательный взгляд
Будто он отрешался от мира –
И заглядывал за горизонт...
-- У друзей поудобней квартира,
Здесь же тесно и нужен ремонт...
-- Я в твоем не нуждаюсь совете,
Ты отныне свободен от нас...
Мы решили тогда, что в ответе
Я сама за себя... Скройся с глаз!...
Возвратились в столицу в тридцатых...
Алек – так называла сынка –
В школе значился средь головастых...
На мехмат МГУ без сучка
Без задоринки принят... Учился...
Здесь талантами всех восхищал...
Аспирант... На «ура» защитился...
Между прочим, он тоже писал,
Как отец, и Георгий, и мама...
Но и Алека мерзкая пасть
Злобной власти хватала упрямо –
Невзлюбила Есениных власть.
А всего-то хотел, чтоб в Союзе
Соблюдали советский закон...
-- Ишь чего захотел-то! -- Иллюзий
Справедливости полон был он,
Словно Сахаров... Брошен в психушку,
После выдворен был из страны...
За умнейшую эту «макушку»
По сей день «мериканы» должны
Кагэбэшникам петь дифирамбы –
Помогали «утечке мозгов»,
Словно не пригодилися нам бы...
Вот... И где ж тогда сонмы врагов?
А Недежда Давыдовна Вольпин --
(Переводчик, каких поискать!
Почитаешь – и будешь доволен) –
Пожелала сама рассказать
О Сергее... «Свидание с другом» --
Главным образом, книга о нем,
О поэте с российским недугом,
Чьи стихи со слезами поем...
5. Галина
Депешу в Крым Дункан дала Галина:
«Любим, женат и счастлив...», -- о себе...
Мечту свою наивно оголила,
Путь проложила к горестной судьбе...
Так беззаветно, как она любила,
Едва ли кто способен полюбить...
Есенин:
-- Галя – друг! –
Ей можно было
О нежных чувствах к прочим говорить.
Она стройна, с косищами до пяток,
Зеленоглаза – и ему верна…
Не видит что ли? На душе осадок…
Но выпьет чашу горечи до дна….
Впервые Галя встретила поэта
В двадцатом, в середине сентября…
Литвечер в политехе… Море света…
Вот вышел он, улыбкой говоря:
-- Смотрите, как я молод и прекрасен!
Так золотилось золото волос…
Мальчишка в светлой куртке… Голос ясен –
И озорство стихов, и их серьез:
Мол, плюйся, ветер, сцепкой мокрых листьев,
И я такой же, дескать, хулиган…
И ширился восторг тысячелице,
Мурашки по спине и по ногам…
А в ноябре она в его постели.
Точнее – он в постели у нее…
В Московской коммуналочке летели
Стихи… Но с ней деля житье-бытье,
Он почитал ее, скорей как друга,
Чем женщину… Он даже и не бил
Ее, как прочих… Галя – не супруга –
Раба любви… А он ее любил?
-- Вы, Галя, -- друг мне. Самый близкий, верный.
Но, извините, я вас не люблю…
Он приводил других к ней… Боль безмерна…
-- Зато, по крайней мере, вас не бью.
Я женщин бью – и не могу иначе:
Любовь моя – мучение и боль…
-- Вы и меня побейте, -- чуть не плача…
-- Вас – не могу… Жестокий карамболь!
Она ему, как верная собака,
Служила – и старалась оградить
От пьяного сообщества и мрака
Похмельного… Старалась отследить,
В каких его печатали журналах –
И выбивала скудный гонорар.
Она ему варила и стирала,
А он ее почти не замечал,
По дружески даря порою ласку…
А с Айседорой – на ее глазах
Сошелся – и болезненную сказку
Ее прервал, оставив боль и страх…
Он возвратился после Айседоры
Опустошенно горестный такой…
-- Я рядом с вами – и отступит горе!...
А он опять женился на другой –
И кончил счеты с жизнью в «Англетере»…
Ей незачем теперь ни пить ни есть…
Невосполнимые судьбы потери
Душа не в состоянье перенесть…
Декабрьский день… Мороз и непогода…
И выстрел на Ваганьковском… Ушла
За ним Галина… Боль ее ухода
Всех, кто любил Сергея, потрясла…
Ее похоронили по соседству,
На памятнике начертав слова
О «верной Гале» -- тихой данью сердцу,
Что так любило… Горькая глава,
Еще одна -- трагической поэмы
Пришла к закономерному концу…
Летят десятилетия – и все мы
Горюем по несчастному певцу…
6. Сонечка
Не сулила судьба испытаний:
-- Соня-Солнышко! – дед ликовал...
Родилась она в Ясной Поляне –
Графской крови толстовской накал –
В ней -- и жертвенность и горделивость...
Внучке Лев Николаич писал:
«Дар любви – Божья щедрая милость...», --
Он завет ей для жизни давал:
Ни о ком не помыслить дурного,
Не злословить в судьбе ни о ком
Потому что и мысли и слово
Возвращаются к нам прямиком.
Не злодействовать даже случайно –
А наградою будет любовь...
Переимчива необычайно,
Видно, к доброму графская кровь...
Новый век отсчитал четверть века,
Четверть века и Соне... Пока
Всю любовь ее – библиотека
Получает... Незримо ЧК
Ищет фактики для компромата.
Если хочется, можно найти, --
Заверяли творцы диамата,
Если дело сперва завести...
Ну, а повод-то самый скандальный:
Клинья бьет к ней Есенин Сергей,
Хулиганистый, полуопальный...
Приухлестывать начал за ней...
И однажды под кронами парка
Обещавшей веселье весной
Привязалась к гулявшим цыганка:
-- Погадаю тебе, золотой!
-- Да, неплохо судьбу распознать бы...
До чего я еще доживу?
-- Доживешь, мой красавец, до свадьбы...
Грусть мрачила очей синеву --
Не гадал о таком повороте...
-- Я руки вашей, Соня, прошу...
-- Неужели и вправду возьмете
В жены?
-- Вправду. Надеждой дышу:
Наконец-то семья состоится...
Вы согласны?
-- Согласна! Сергей,
Все же сердце чего-то боится...
-- И мое... Но – венчаться! Скорей!...
Позже матери Софья писала:
«Поняла: роковое – всего
Полюбила – и только желала
Все отдать, чтобы жить для него...
И ни в чем не вините Сергея.
Что с того, что он мучил меня,
Сам страдая и горько болея...»
Не сгореть у такого огня
Ей, как всем до нее, невозможно...
«Я ему всю себя отдала,
Шла на крест добровольно...». –
Возможно,
Что она бы его и спасла,
Принеся ему успокоенье,
Но, наверно, намеченный срок
Подходил – (опоздало спасенье) –
И рванул в Петроград наутек...
И когда о несчастье сказали,
Закричала, как раненый зверь:
-- Я не верю! Зачем вы солгали?
Как мне жить, что мне делать теперь?
В Ленинграде ей выдали тело,
Увозила поэта в Москву –
Не придумаешь горше удела,
Боль потери терзала главу...
Панихида... Оплакали хором
Все, кто прежде поэта любил...
В телеграмме своей Айседора
Написала: «Дух дерзкий стремил
К невозможному... С болью потерю
Вместе с вами оплачу сполна...»
...Он ушел, как и жил – хлопнув дверью –
И сиротствует горько страна...
7. Юрий
Год четырнадцатый... Испытанья...
Над страной блеск чужого штыка...
Вспоминает Изряднова Аня:
«В декабре родила я сынка...
Канительно со мною Сереже:
И в больницу меня отвези,
И встречай с малышом...
-- Мы похожи!
-- Как две капли! (Поди возрази...)
Мы Георгием (Юрой) назвали
Ясноглазенького малыша...
Убаюкивая, напевали –
Так Сережа велел – крепыша...
А весною в столицу за счастьем,
За удачей умчался Сергей,
Разрывая мне душу на части...
Я прошу:
-- Возвращайся скорей!
Что с ним там, в Петрограде, случилось?
Из столицы вернулся другой,
Будто что-то в душе надломилось –
Стал задумчивый, грустный такой...
Будто места себе не находит...
-- Отправляюсь в деревню – писать...
Понимаю: Сережа уходит,
Но не стану узлами вязать...
Из деревни писал нам сердечно...
Потянуло опять в Петроград.
Звал с собою... А Юра? Извечно
Сын с отцом конкуренты за мать...
Обещал:
-- В Петроград ненадолго...»
Сына Анна растила одна...
По веленью отцовского долга
Не давал опускаться до дна,
Помогая (нечасто) деньгами,
Навещал, наезжая в Москву...
Бедовала, пока он стихами
Озарял золотую главу...
На любительских снимках сыночек
Худ и бедненько очень одет...
Но похож на отца между прочим
И в глазах -- (не по возрасту) – свет...
Свет ума и большого таланта:
Стал стихи очень рано писать...
А над Родиной тень обскуранта...
-- Анна, сына хранить и спасать,
Коль уйду, то тебе завещаю, --
Выдал предначертанье Сергей. –
Обещай мне, прошу...
-- Обещаю!
-- Что за власть? С каждым днем злей и злей...
Анна мужа жалела... Простила...
От себя отрывая кусок,
Берегла их сыночка, растила...
-- Будь счастливее папы, сынок!
Но Есенину в жизни непросто --
Смотрит косо на мальчика власть.
Жизнь – как скучная серая проза,
А у власти – кровавая пасть.
Авиация – символ столетья...
Кто-то учит машины летать,
Чертит, строит их... Под междометья
Кто-то должен их раны латать...
Юра техникум выбрал, в котором
К авиации ближе всего.
С юных лет он по крыльям, моторам
Тосковал... Отучился... Его
В академию взяли трудиться...
Жизнь прекрасна! Возможно, поздней
Самому повезет научиться
Инженерной премудрости в ней...
Тут в военную службу призвали...
-- Отслужу, а потом – заживем!
Плачет мама...
-- Не надо печали,
Ты не думай, родная о злом...
Сердце мамы не знает покоя,
Ноет бедное...
-- Боже, храни!...
Колет сердце предчувствие злое...
Потянулись ненастные дни...
Новобранца в Хабаровск услали...
Поначалу писал, а потом –
Как отрезало... Власти молчали...
Так наметился жизни излом...
И писала, и у кабинетов
Терпеливо приема ждала...
Ни просветов в судьбе, ни ответов...
Горе душу спалило дотла...
Обложили судьбу василиски,
В кабинетах засели враги...
-- Видно, десять – и без переписки, --
Подсказали тайком знатоки...
И затеплилась в сердце надежда,
Верит – все же вернется сынок...
-- Истрепалась, поди, вся одежда, --
Анна вяжет сынку свитерок...
Пожалел ее, видно, Всевышний,
Взял к себе безутешную мать,
Полагая, наверно: излишне
Не должна за любимых страдать...
В КГБ-шном архиве хранится
Дело номер двенадцать – один –
Семь – пять... Ломкими стали страницы...
Так за что же Георгий судим?
В тридать пятом попался на вертел
Озверевшего НКВД
Как немецкий шпион – Осип Бергер...
Он не сдался кромешной беде –
Избежал по удаче расстрела,
Выжил, вынес гулаговский ад...
Болью горькая память гремела...
Мемуары его самиздат
Размножал...
... Как-то ночью в Бутырке
К нам втолкнули с узлом новичка...
Поглядев, почесали затылки:
-- Просто копия! Издалека?
-- Из Хабаровска...
-- Звать-то?
-- Есенин...
Юрий...
-- То-то же! Видим – похож...
-- Сам-то пишешь?
-- Пишу, но оценен
Лишь чекистами...
-- Эх, молодежь...
Юрий был убежден, что Сергея
Затравила умышленно власть,
А теперь и его, свирепея
Поглотила тюремная пасть...
Нет за ним нарушений устава...
Нет, вменяют ему терроризм...
Шпионаж... Обещают лукаво,
Сохранят, мол, Георгию жизнь –
И признаться – в его интересах...
Возвращался с допросов в слезах...
Он не выдержал мощного пресса –
Подписался... Надежда и страх
Брали верх над ним попеременно...
В папке множилась стопка листков ...
Изуверы давили умело,
Распалялись, предчувствуя кровь...
-- Подпиши-ка!
-- Здесь столько обмана...
-- А придется, дружок, подписать...
Им строчить о шпионах романы,
Только судьбы им слаще кромсать...
Дескать, Сталина он собирался
На столичной трибуне взорвать –
И взрывчаткой уже запасался...
Бред! Но кто бы их стал проверять?
И мальчишка расстрелян чекистом,
В крематории тайно сожжен...
Пусть нетленная память о чистом,
Кто невинно врагом убиен,
Неизменно стучит в ваше сердце...
Да не вступит уже на порог
Ненавистная ненависть в сенцы,
Да хранит нас от мерзости Бог...
9.Поет "Ореро"...
"Отговорила роща..." Чуть гортанно
Есенина поет квартет "Ореро".
Грузинское многоголосье пряно
Печаль поэта страстью разогрело.
И им сейчас, в самозабвенье жарком
О русской осени светло поющим
Грузинам, больно и наверно жалко
Поэта в его времени бегущем.
В согласии с кавказским этикетом
Сверхпрагматичны и сверхромантичны,
В сотворчестве с загубленным поэтом,
Поют грузины о своем, о личном.
Но гимном грустной осени задето
Для сострадания и соучастья,
На грусть грузин и русского поэта
Ответит сердце -- и забьется часто.
Ведь каждый тоже молод был когда-то
И каждому прошедших весен жаль.
И собственным ошибкам и утратам
Певцов аккомпанирует печаль...
Да, жаль, как жаль -- "Отговорила роща..."
Поют грузины... Это просто шок...
И мы им подпоем -- чего уж проще --
Слова-то каждый знает назубок.
11. Павел
* * *
-- Жизнь подтверждает: далекое – близко…
-- Проиллюстрируй, давай!
-- Павел Есенин из Новосибирска
Песни творит для «Hi-Fi».
Я с земляками встречался в Нью-Йорке,
Шел их концерт на ура.
За исполненье им ставлю пятерки,
Публика, будь к ним добра…
В Новосибирске с Есениным Пашей
Встретиться не довелось.
Внук или правнук он гордости нашей,
Как-то спросить не пришлось.
С мамой Есенина Павла, Людмилой,
Часто встречался зато.
Мама догадку мою подтвердила…
Некто, играя в лото,
Судьбы, как числа, бросая на карту
С целью, неведомой нам
Имя поэта отдал музыканту…
-- Благодарю Вас, мадам!
А ведь могло бы слоожиться… Есенин
Что-то из строчек моих
Взял бы для песни… Пусть несовременен
Меланхолический стих,
Так и у рок-музыкантов причуды
Тоже случаются, нет?
Но Венцимеров-Есенин покуда
Не состоялся дуэт…
12. Поэт Сергей Потехин
Давно вестей из Костромы не получаю –
Как поживает тот загадочный поэт?
Реинкарнация? Ну, что ж, не исключаю,
Что вновь Есенин к нам пришел на белый свет.
Так много знаков для готовых верить в чудо:
Деревня Костома – отчетливый намек
На Константиново... Подумайте, откуда
Такой поэт забрел в забытый уголок?
В деревне Костома живет поэт Сережа.
Он Александрович по отчеству, заметь...
Да кто ж еще умеет, душу мне корежа,
Волшебным словом так пронзительно звенеть?
В деревню Костома так дозвониться трудно,
Я написал, а вот ответа нет и нет...
Поэт Сережа жил болезненно и скудно
И выпивал, конечно, как любой поэт...
Но пусть узнает о Сереже вся Россия –
Такой поэт, поверьте, у нее один...
И пусть Россия, злое время пересиля,
Поэта словом светлых вымолит годин...
Комментариев нет:
Отправить комментарий