Алексей Филимонов

Сачок огромный - меч Набокова...

Сачок огромный - меч Набокова,
Но с теннисною рукояткой.
Он с мотыльком играет в прятки,
Как тень охотника жестокого,

По сути - лепидоптеролога,
Исследователя и поэта.
Вот замер он - в траве прогретой
Ванесса чует мартиролога

Страницы, дышащие лестью,
Свинцом и суриком бессмертья.
В круговорот души поверьте
Над мотыльком, накрытым сетью.

Распят он будет и проколот,
Один из тех чешуекрылых,
Чей пёстрый отблеск на могилах
Перепорхнёт - кому? - за ворот,

Зовя мгновенья оправданья
За то, что гусеницей дикой
Под отрешённой повиликой
Крыла застыли в ожиданье,

Рампетку ангела провидя
Бесплотную, в раю мерцая,
Она следит за ним, и стая
Зовёт крадущихся: "Ловите!"

Сень Сирина

Как все загадочно - Набоков,
Санкт-Петербург и тень веков,
глядящие извне глубоко,
за колоннадой облаков.

Как все таинственно и строго -
земля, звезда и пустота!
За дверью тень единорога,
а над водою - тень креста.

И тени обретенных крылий,
дробясь в столетиях Невы,
вдруг над мостами воспарили,
и стали птицей синевы.

Набоков прав...

Набоков прав, что обратился в прах,
В абстрактный пепел, в седины пробелы,
Не той мучнистой бабочкою белой
В круговорот материи впотьмах
Слепой он был бы вовлечён навеки;
Огонь простой печи о человеке
Печётся Гераклитовым огнём,
И разгораясь, он бормочет в нём.


К дню рождения Владимира Набокова

ЗАДАЧА НАБОКОВА

К Набокову всегдажды возвращаясь,
Оказываюсь в шахматном раю,
Слон на дыбы привстал, перемещаясь,
Где башня тонет бездны на краю.

Король спасётся длинной рокировкой,
А за спиною у ферзя кинжал,
Конь от засады увернулся ловко,
Но только не от рока звёздных жал, -

Разменной станет, жертвенной фигурой...
Но мастер загляделся на закат,
За амальгамой жёлтой тучи хмурой
Предвидя увяданья листопад,

Когда на полусонные квадраты
Падут листы из книги забытья,
И саван акварели прикроватной
Фигурки спрячет тающего "я".

Набоков сжигает Лолиту

Огонь разгорелся в печурке
И тени судьбы на стене:
Набоков сжигает дочурку -
"Лолиту" в загадочном сне.

Как Гоголь, как Мастер, как гений,
Шедевр человеческих сил.
И пламень в надмирном биенье
Нимфетку почти охватил.

Но Вера не дремлет, и с верой
В грядущую славу над ним,
Отводит рукой сокровенной
От мужа пророческий дым.

И Гоголь молчит, и Булгаков,
В бессмертье свое углубясь.
В раю прошептали: - Однако,
Набоков средь нас, не таясь!

Когда б Набоков не уехал

Когда б Набоков не уехал
Не пересек границу снов,
Он Сирина являлся б эхом
В стране, где на любви засов.

Он проживал бы в коммуналке,
Как наш набоковед Е.Б.,
И мылся летом бы в Фонтанке,
Подобно разной голытьбе.

Вблизи заброшенных имений
Грибы для супа собирал.
Его непокорённый гений
Там слиться б с пушкинским желал.

О чем писал бы он романы
Под веденьем НКВД?
Свидетель яви безымянный,
Попутчик хрустнувшей звезде.

Не стал всемирно знаменитым,
Мы не читали бы его
Защиты Лужина, Лолиты,
Лауры, Машеньки, всего.

Изгнание необратимо,
Набоков заслужил покой.
Его двойник живёт незримо
В полуподвале на Морской.

Набоков - Булгаков

Аканье, оканье -
ибо писатели
связаны знаками
нежно-глубокого.

Там, где Набоков -
близко Булгаков,
не одинаков,
но лучеоков.

Свет лучезарный
через прозрение
в буквах янтарных
вешнего зрения.

Бабочек лунных
и невесомых
ток многострунный
в пальцах влюбленных.

Таинство Сирина,
будущность Мастера:
в сини сапфировой
оба создателя.

Ладья Набокова

Набоков - путешественник во времени,
Меняет языки и государства,
Он - мореплаватель вне рода-племени,
Изгнанник, обрекаемый на царство.

О будущем читателе радея,
Он автор пятитомных фолиантов.
Сейчас он - бесконечности идея,
Алмаз, огранщик в сумерках талантов

Поддельных, сам мерцает что комета,
И на заре планетою отчизны
Всех, не успевших сбыться до рассвета,
Оттуда призывает к новой жизни,

Как воскреситель, первоооткрыватель,
Воздухоплаватель и зодчий Лиры.
Внимательнейший высмотрит читатель,
Услышит вздох Набокова в эфире,

Ещё не сотворившего бессмертный
Шедевр очередной на грани Леты.
Он с берега другого, до рассвета,
Диктует непохожести сонеты,
Летящие в тумане без ответа.