Наталья Кравченко

Борис Поплавский

В любой среде казался чужестранцем он,
сошедшим со страниц Эдгара По, —
поэт Руси из царства эмигрантского
с прививкою Верлена и Рембо.

Стихи являлись в вещих снах не раз ему,
они росли как волны и трава —
не подотчётны логике и разуму,
вернувшиеся в музыку слова.

Он знал, что мир оправдан только музыкой —
мерилом всех поступков и утех.
Она была наградой и обузою,
преградою того, чем был успех.

Высокое его косноязычие
творило пир печали и тщеты:
ничтожества античное величие,
поэзию роскошной нищеты.

Росинкой мака сыт был, с неба манною —
бродяга, шантрапа, опиоман...
Надтреснутой мелодией шарманочной
сочился в мир стихов его дурман.

Он нёсся в ночь кометой беззаконною,
сжигая за собою все мосты,
сходя с ума в пространство заоконное
от скорости, свободы, пустоты.

Фантазия бредовою заразою
язвила мозг. Он ею был ведом,
рождая Аполлонов Безобразовых
и чёрных ослепительных мадонн.

Сквозь снежный сумрак мне мерцала тень его,
кларнета пение, лиловый дым...
Как это полагается у гениев,
он умер своевольно молодым.

В двадцатом он ушёл за море с Врангелем,
а в тридцать два — шагнул в ночную тьму...
Мир флагов, снега, дев, матросов, ангелов
навек замолк... Но вопреки всему
мелодией, вобравшей всю истерику
души, преодолев её предел,
домой с небес к единственному берегу
он через смерть и время долетел.