Галина Зеленкина

Владимиру Высоцкому

Ты коней любил непоседливых,
коней в яблоках привередливых.
В каждом яблоке скрыл ты боль свою,
а для боли той места нет в раю.

Ты вскочил в седло, ложью раненный,
властью руганный, одурманенный.
Хриплым голосом гнал судьбы коней
по - над пропастью у крутых камней.

Если жизнь игра, значит стоит свеч.
Голова дана под венец иль с плеч.
Ты с гитарою неразлучен был,
ей из жил своих струны мастерил.

Стал струну тянуть, пальцем нерв задел,
и от боли злой голос захрипел.
Но в темницах лжи поломался крик,
твой талант колол бесталанный штык.

К горлу ложь ползла змеёй черною,
водкой мыл её тошнотворную.
Но, увы! Не смог вымыть добелА -
В сорок два пришлось Богу сдать дела.

Ты привстал в седле, плечи распрямив,
но споткнулся конь, сиганул в обрыв.
Не допел певец и не доиграл -
Олимпийский бог струны оборвал.

Эхом песнь твоя долетела к нам,
пронеслась она бурей по мозгам,
став барометром совести людской...
В мире лучше нет памяти такой.

О Владимире Высоцком

Как он творил, кому какое дело,
у гения дорога нелегка.
Он в вечность уходил, шагая смело,
по памяти людской через века.

За ним вослед то - ложь, то - пересуды
бежали, словно свора гончих псов.
И до сих пор богемные Иуды,
была б их власть, закрыли б на засов

в хранилище навеки его песни,
со струн души сдирая серебро,
лишь потому, что сами не известны,
лишь потому, что гения перо

дано не им, а барду и актеру.
Взбесилась поэтическая рать,
и спорили поэты до усёру -
кого в России гением назвать.

Эх, знать бы им, кого поглотит Лета,
услышали б отчаяния крик
распятого опального поэта,
чью душу ранят лезвием интриг.

Высоцкий был душою предан Музе,
за что ему по истеченью лет
в Народном Поэтическом Союзе
был выдан вечной памяти билет.