Борис Чичибабин

ПОЭТЫ

                                         Тарасу Шевченко
                                         в память и в подражание

Взяв трудом у Бога льготы,
с крыл-коня не слазя,
жил поэт немецкий Гете
при дворе у князя.

Краем дальше, часом позже
Китсу не пробиться:
чуть взошел на пожне Божьей —
и не стало Китса.

Грех стерег, шурша и пахня,
но спасала вера
в жаре зарев жоха-парня —
строгого Бодлера.

Как побитые пророки
на всемирном рынке,
были сроду одиноки
Гёльдерлин и Рильке.

Не переть же к вышней цели
сбродом, чохом, кошем.
Вот и Пушкин на дуэли
кем-то укокошен.

Всем поэтам в мире этом
жизни не хватило.
У иного под запретом
даже и могила.

Но, ни с мертвыми в траншее,
ни в камнях застенка,
не было судьбы страшнее
той, что у Шевченко.

Ни в Берлине, ни в Париже
найти не старайся:
нет душе родней и ближе
кобзаря Тараса,

кто, господской сукой-розгой
досыта заласкан,
дружбу свел с сумой сиротской
хлопчиком селянским,

кто, во цвете переехан
царскою коляской,
мукам мира вторил эхом
в пустыне Аральской,

кто, украдкой над тетрадкой,
как преступник, горбясь,
сохранил в юдоли краткой
высоту и гордость.

В жизнь-реку входил сто раз он,
не пытая брода,
аж пока не стал Тарасом
для всего народа.

Книжка-доченька, мокра ты —
строки жгутся раной.
В жизни ж нет ему награды —
женщины желанной.

Лишь во сне — у хаты вишня,
киця на приступке…
Дух-Тарас, благослови ж мя
на стихи-поступки!

Даст Господь, в четверостишьях
в души свет посею,
как мы выбрали бесстыжих
да себе ж на шею.

Мы ж свой крест никак не втащим —
тяжела деньжица.
Стало людям работящим
дома худо житься…

Уделите ж вы поэту
крохотку вниманья,
потому что в мире нету
высшего призванья.

От венчанья до скончанья,
если живы будем,
он не пан и не начальник,
а товарищ людям…

Не задумавшись, а сразу,
как с войны до дому,
я иду вослед Тарасу —
никому другому!

Вбок ведут, вихляя, тропы —
в дебри воровские
не обещанной Европы,
а больной России.

Никуда с нее не съеду —
прямиком до смерти
по Тарасовому следу,
по тернистой тверди!

Мне ж еще при строе старом,
что никак не сменим,
на всю жизнь примером стал он
и благословеньем.