Борис Чичибабин

  

*   *   *

Мы с народом родным обменялись сердцами давно
Я доподлинно знаю, какого я роду и племени.
Мне с рождения в дар было знойное знамя дано,
где и молот, и серп, и звезда над колосьями
                                                           хлебными.

Я его, как святыню, с березовым светом берег.
Что б ни стало со мной, на какие просторы ни езди я, —
буду верен навек — меж дорог, что стучат о порог, —
лишь ему одному да еще твоим чарам, поэзия.

Я пророком не слыл, от гражданских страстей
                                                              запершись,
не бежал от людей за дверные затворы, засовы,
не роптал на ветра, не считал, что не ладится жизнь,
и в словах не плутал, и из пальца стихов не высасывал.

Но лукавым глазам попадался в певучий полон,
в шелестящих лесах задыхался от щебета пташьего,
пропотев домокра, огородное зелье полол,
на токарных станках золотистые трубы обтачивал.

Четверть жизни таскал за плечами мешок вещевой.
Все, что есть у меня, — заработано мною и добыто.
Я не верю стихам, за которыми нет ничего:
ни великой души, ни обильного пота, ни опыта.

И не верю браваде, брюзжащей от малой любви,
ни плаксивым гитарам, ни фокусам и ни пиликанью.
Но чем больше поэт, тем прочнее он связан с людьми,
тем он проще душой, тем он преданней делу великому.

Если верить кому — то строителям и мастерам,
бескорыстным рукам и биению сердца горячего,
тем, кто плавил металл и в домах потолки настилал,
кто хлеба убирал и сады молодые выращивал.

Знаешь, как я пишу? Будто черную землю пашу,
ни себя самого, ни друзей и ни близких не милуя.
А еще я пишу, как любовь в своем сердце ношу:
навсегда, навсегда, не забудь, мое солнышко милое!..

И пшеницы шелка, и сполоснутый ливнем асфальт,
и народные стройки, и на сердце нежность
                                                         незваная, —
я еще не могу, я не знаю, как это назвать,
я хожу по земле и всему подбираю названия.

Я ведь знаю и сам, что сердца не зажгутся от цифр.
Но какие дела возникают за нашими цифрами!
За сегодняшний день сединой заплатили отцы.
Так прими их наследье и плечи под знаменем
                                                                 выпрями.

Признаюсь тебе, век: буду счастлив, чтоб стих
                                                                  мой гремел,
чтобы стих мой сумел все на свете осилить и вынести.
У меня на всю жизнь лишь один образец и пример:
Это наш Маяковский — в своей непреклонной
                                                             партийности