Леонид ФИЛАТОВ

Подметное письмо

Ах, видать, недобрыми ветрами
К нашему порогу принесло
Это семя, полное отравы,
Это распроклятое письмо!..

До чего ж молва у нас коварна,
Очернит любого за пятак!..
Ангел мой, Наталья Николавна,
Ну скажи, что все это не так!..

Ах, видать, недобрыми ветрами
К нашему порогу принесло
Это семя, полное отравы,
Это богомерзкое письмо!..

Кто-то позлословил – ну и ладно,
Мнение толпы для нас пустяк!..
Ангел мой, Наталья Николавна,
Ну скажи, что все это не так!..

Ах, видать, недобрыми ветрами
К нашему порогу принесло
Это семя, полное отравы,
Это окаянное письмо!..

Голова гудит как наковальня,
Не дает забыться и уснуть!..
Ангел мой, Наталья Николавна,
Не молчи, скажи хоть что-нибудь!

МИХАЙЛОВСКОЕ

Поэты браконьерствуют в Михайловском,
Капканы расставляют и силки,
Чтоб изловить нехитрой той механикой
Витающие в воздухе стихи.

Но где ж они, бациллы вдохновения,
Неужто не осталось ничего?
Пошарьте-ка в чернильнице у гения
Да загляните в шлёпанцы его!..

Ищите же, спешите же, усердствуйте,
Дышите глубже, жители столиц,
Затем, чтоб каплю пушкинской эссенции
В своих разбойных лёгких растворить!

А впрочем, разглядим их в новом качестве,
Оставив обличительный трезвон:
Ей-богу, в их как будто бы чудачестве
Есть свой – весьма трагический – резон!

Всю жизнь они потели от усердия,
Хватая друг у друга черпаки,
А вот теперь им хочется бессмертия,
Щепотку ирреальной чепухи!..

Назначенные временно великими,
Они в душе измученной таят
Тоску по сверхтаинственной религии,
Религии по имени т а л а н т.

И хоть они публично почитаемы
За их, как говорится, трудодни, –
Они никем на свете не читаемы,
За исключеньем собственной родни.

И хоть у них, певцов родной истории,
Сияет финский кафель в нужниках, –
Им сроду не собрать аудитории
В родном дворе, не то что в Лужниках.

И хоть начальство выдало по смете им
От общих благ изрядную щепоть, –
Им вскоре стало ясно, что бессмертием
Заведует не Суслов, а Господь!..

Кто в этом виноват – судьба ли грешница,
Начальство ли, иль собственный нефарт, –
Но им теперь во сне такое грезится, –
В былое время хлопнул бы инфаркт! –

Что все они в джинсовом ходят рубище
И каждый весел, тощ и бородат,
Что их стихи, отважные до грубости,
Печатает один лишь самиздат.

Что нет у них призов и благодарностей,
Тем более – чинов и орденов,
И что они – не мафия бездарностей,
А каждый – одарён и одинок!

Поэты браконьерствуют в Михайловском,
И да простит лесничий им грехи!..
А в небесах неслышно усмехаются
Летучие и быстрые стихи!..

Они свистят над сонными опушками,
Далёкие от суетной муры,
Когда-то окольцованные Пушкиным,
Не пойманные нами с той поры!..

Дантес

Он был красив, как сто чертей,
Любил животных и детей,
Имел любовниц всех мастей
И был со всеми мил…
Да полно! Так ли уж права
Жестокая молва,
Швырнув в ответ ему слова:
«Он Пушкина убил!..»

Он навсегда покинул свет,
И табаком засыпал след
И даже плащ сменил на плед,
Чтоб мир о нём забыл.
Но где б он ни был тут и там –
При нём стихал ребячий гам,
и дети спрашивали мам:
«Он Пушкина убил?»

Как говорится, все течёт,
любая память есть почёт,
и потому на кой нам чёрт
Гадать, каким он был?..
Да нам плевать, каким он был,
Какую музыку любил,
Какого сорта кофий пил…
Он Пушкина убил!

Разговор на балу.

- Неужто этот ловелас
Так сильно действует на Вас,
Святая простота?

- О да, мой друг, о да!..

- Но он же циник и позёр
Он навлечёт на Вас позор
И сгинет без следа!..

- О да, мой друг, о да!..

- И зная это, Вы б смогли
Пойти за ним на край земли,
Неведомо куда?..

- О да, мой друг, о да!..

- И всё же мне в который раз
Придётся выслушать отказ,
Сгорая от стыда?..

- О да, мой друг, о да!..

- Ну что ж, посмотрим, кто есть кто,
Годков примерно через сто, -
Кто прах, а кто звезда!..

- О да, мой друг, о да!..

- Боюсь, что дурочки - и те
В своей душевной простоте
Не смогут Вас понять!..

- Как знать, мой друг, как знать.

*   *   *

Итак, оглашены
Условия дуэли,
И приговор судьбы
Вершиться без помех...
А Пушкин - точно он
Забыл о страшном деле -
Рассеяно молчит
И щурится на снег...

Куда ж они глядят,
Те жалкие разини,
Кому, по их словам,
Он был дороже всех,
Пока он тут стоит,
Один во всей России,
Рассеянно молчит
И щурится на снег...

Мучительнее нет
На свете наказанья,
Чем видеть эту смерть,
Как боль свою и грех...
Он и теперь стоит
У нас перед глазами,
Рассеяно молчит
И щурится на снег...

Пока еще он жив,
Пока еще он дышит, -
Окликните его,
Пусть даже через век!...
Но - будто за стеклом -
Он окликов не слышит
Рассеянно молчит
И щурится на снег...