Ника Невыразимова

Чарнота играет в карты с Корзухиным

Под проклятья и женские вопли
мы бежали к чужим берегам.
Наваждение. Константинополь.
Янычар. Тараканьи бега.

Кем гонимы, а кем и хранимы,
мы сумели приехать в Париж.
…Люська, помнишь, бежали из Крыма?
Люся, помнишь? Не хочешь. Молчишь…

Всё побилось – графини, графины –
на бегу, на ходу, на пути.
…Видишь, карты несут серафимы,
чтобы мне Серафиму спасти.

Люська, вспомни, пожалуйста, вспомни,
как давно – год назад или век –
мчались наши каурые кони
по росистой российской траве…

Я сыграю, как будто по нотам.
…Люська, помнишь каракуль папах?..
Чтоб меня, генерала Чарноту,
победил этот трус, этот шпак?!

…Он же крыса – жених твой Корзухин,
хоть тебя до Парижа довёз…
Трудно жить в нищете и разрухе.
Трудно помнить тот крымский мороз.

Я не стану ругаться при даме.
Антуан, пару рюмок неси!
Я сыграл. А теперь – до свиданья.
До свиданья. Прощайте, Люси!

Аннушка

Лето – в гору. Поседел одуванчик.
В небесах слегка сборит ситец жатый.
От Садовнической едет трамвайчик.
В нём волнуется вагоновожатый –

теребит несуществующий галстук,
на дорогу смотрит мрачно и грозно.
Он Булгакова вчера начитался
и боится повстречать Берлиоза.

Удивительный писатель – Булгаков!
А билет… любой билет – лотерейный.
И вожатый обзовёт хулиганкой
молодую пассажирку с «Олейной»…