Дмитрий Бобышев

ВНЕЗАПНО ГОЛОС...

Вид обесточенного монитора
невыносим для меня.
Я ¬– торк!
И тут на лице его монотонном,
северозападном – юговосторг.

По сети сияющей паутины...
Посещаю...
Шасть – и в машинный мозг,
мышью в занавешенные притины,
отомкнувши клавишами замок.

Я брожу, пытаю мой путь и тычу
(методом ошибок и проб)
в нечто почти насекомо-птичье:
эйч-ти-ти-пи, двуточье, двудробь.

И заимствует ум
у зауми то, что
было б Кручёныху по нутру:
даблъю, даблъю, даблъю.
Дот (точка).
Комбинация букв. Дот – ком?
Нет – ру!

И – в некое не совсем пространство,
где ветер – без воздуха, со слезой,
где чувству душно, уму пристрастно,
а с губ не слижешь ни пыльцу, ни соль.

Но так ярмарочно-балаганны
выставляющиеся здесь напоказ
виртуальные фокусники, хулиганы,
стихоплёты и грешный Аз.

Где хватает за полы товар двуногий
с бубенцами,
цимбалами на пальцах ног:
нагие юноши-единороги
и девы, вывернутые, как цветок.

Это – Индия духа? Африка хлама?
Гербарий чисел, которых нет?
Наступающего Армагеддона реклама,
или пародия на Тот свет...

А не это ли часом и есть он самый,
где от счастья смеётся трава, –
Рай?
Или: "Откройся, Сезам", и –
Ад,
где – гумилёвский "Трамвай"?

... Внезапно голос, вне его тела,
запел не о смерти, но о той,
что чайкой в сердце ему влетела
и, тоскуя, мучила красотой.

Незадолго перед концом и,
как бы чуя, что всё – тщета,
эту рыцарскую канцону
На валик с воском он начитал.

Артикулировал, даже выл, и:
"Мне душу вырвали" – он горевал.
Между Ржевкой и Пороховыми
вырыт ров и накопан вал...

Да что они могут, эти власти
против него, стрелявшего львов, –
изгнать? казнить?
Конечно, несчастье...
Но неодолима его любовь.

И да возносится ей осанна!
И пускай оперённо летит строка
по другую сторону
смерти и океана
и, вот оказывается, – через века.




БОБЫШЕВ ОБ ИНТЕРНЕТЕ И ГОЛОСЕ ГУМИЛЁВА НА СТАРОЙ ЗАПИСИ