Константин Фролов-Крымский

Пушкину

С той далекой поры, когда я себя помню едва,
Как простые, но самые мне дорогие игрушки,
В мое сердце вошли незабвенные эти слова:
"Колыбельная песня", "волшебные сказки" и "Пушкин".

Он пронзил меня - этот певучий, размеренный слог,
Все слова по заветным местам разложив изначально,
Чтобы я никогда-никогда, даже в мыслях, не смог
Произвольно менять ударения и окончанья!

Он заставил меня находить тот единственный смысл
В бесконечной и тонкой игре многозначного слова!
По одной интонации чувствовать снова и снова
И легко завершать лишь в намеках парящую Мысль!

Он меня научит в тот же миг узнавать земляка
В самой дальней дали, где его повстречаешь едва ли,
По акценту чужого, казалось бы, мне языка
В сочетанье с невидимой тенью славянской печали.

И когда от эмоций порой разрывается грудь -
То ли выросли крылья, то ль в пору хвататься за шпагу -
Мне достаточно просто в чернила перо обмакнуть
И легко и свободно все чувства излить на бумагу.

Оттого, в благодарность мне свыше ниспосланной доле,
И в безудержной радости, и в безысходной тоске,
Ни один человек, никогда - ВОПРЕКИ МОЕЙ ВОЛЕ -
Не заставит меня говорить на другом языке!