Любовь Сушко

Светская львица. Незнакомка

Памяти Зинаиды Гиппиус

Женщина, безумная гордячка,

Мне понятен каждый ваш намек.

А.Блок

И снова в плену маскарада терялась во мгле.
Поэта ждала, а явился безжалостный критик
Молчит усмехаясь. И тени бредут по земле.
- Вы слишком бедны. - Я бедна,ну чего вы молчите?
Не верит, чудак, а какое мне дело до тех,
Кто счет лишь деньгам все ведет и не знает пощады.
Я слишком бедна, и уже не пленяет успех.
О счастье мечтала, да где оно тихое счастье.

И там маскарад, и меня они ждали давно.
Капризны и немы юнцы, а глядят деловито.
И этот старик, от успеха и славы хмельной
- Да полно, профессор, все это давно позабыто,
И ваши труды, и наряды мои, это прах,
И можно в порыве страстей нынче нам обнажиться.
И стерпят, напишут. И пусть я не ведала страх,
И дико кричат, не молчат, и мы сможем забыться.

Мелькают девицы, и тают в тумане опять.
И каменный лев, все взирает на мир величаво.
- О полно , профессор, ее ли мне нынче не знать,
Но как же ничтожна ученость, и дивная слава.
Пора мне, простите, идите спокойно к жене,
Она вас любила, и может быть в миг расставанья
Заплачет о теле погибшем, душа не в цене.
Да полно скулить об ушедшем, не будет свиданья.

Надеяться, завтра, пустое, давно я мертва,
А чувства иные уже не волнуют и снова
Печальная музыка, и вдохновенны слова.
И буря в бокале вина, не дано нам иного.
А жизнь - маскарад, и не сдернуть мне маску с лица.
Лицо - это маска, и странная боль не проходит.
Вот так и кружились устало в преддверье конца
А что остается? Лишь призраки в полночи бродят..

2.

Изысканная прелесть миража. Дневник валькирии
Пролог романа "Королева декаданса"

Изысканная прелесть миража,
Эпоха декадансовых страстей.
В движенье каждом сумерки дрожат,
Обволокла туманами гостей,
И стала говорить с ним ни о чем,
Но как же славно в пламенном бреду.
И Скрябин нынче чем-то огорчен,
И по стопам сказители бредут.

И танец Саломеи на ветру,
Когда одежд растают миражи,
Куда-то королеву уведут,
А голос обреченно так дрожит.
Изысканная прелесть наготы,
И наглости прелестная возня,
От чаянья отчаянья цветы
Все срезаны, и боли не унять…

Век страсти, превратившейся в ничто,
Все Незнакомки в синем, ты одна
В зеленое закуталась пальто
И вышла в полночь, полночь холодна.
На Невском обезумевший от грез,
Молчит создатель призрачных миров.
Все рушится, без слез и без угроз
Усталый мир зачах, он не здоров.

Как здорово у дикой высоты
Остановиться и кого-то ждать.
Кидать куда-то мертвые цветы,
И об ушедших после вспоминать.
Самоубийство – это не протест,
А тихая симфония потерь.
Безумен Врубель,кто ж здоров теперь?
И только вереницею смертей,

Отмечен тех времен усталый ход,
Но обнажиться, в небесах паря.
И знать, что бунт неистовый придет,
И покачнется черная земля.
Надменна гордость, спесь всегда ль права,
Но больше нет ни Невского, ни снов.
И только конь летит на Острова,
И только стан твой обнимает ночь.

Уходят все, и ужас корабля,
Везущего в Европу русский люд,
Раздавит в грозный час немой тебя,
И тихий голос: - Нет, я остаюсь.
- Погибните. – А вы умрете там.
И ни о чем последний разговор,
Валькирия шагает по цветам,
По мертвым розам, и глядит в упор.

Все это сон, но что реальней снов?
Глухая ночь, над Невским, пустота,
И призрачен Париж, но как-то нов,
Все скомкано, а эта жизнь не та.
Мы рвались все сюда, какая блажь,
Но знали, что в Россию мы вернемся,
А вот теперь Париж -немой шантаж,
Он примет нас, но сразу отвернется.

-Там умер Блок, сказал мне кто-то, боль.
Но он был обречен давно, я знаю.
Где Незнакомка, где его Любовь?
И снова все о прошлом вспоминают.
Есть только Невский, тьма его и свет.
Валькирии внезапное явленье,
Дыхание Невы, холодный снег,
И пропасть грез, их ярость, и забвенье.

- Мы мертвецы, нас не спасет Париж,
И все-таки мы организм единый.
-Валькирия. О чем теперь молчишь,
Порыв в провал, и нервные мужчины.
Ругался Бунин, а Куприн молчал,
Рвалась назад безумная Марина.
А для меня страстей немой оскал,
Пожар, туман и пропасти лавина.

Нам остается тягостный Париж,
Замучен Блок и Гумилев расстрелян,
И разве там ты с ними устоишь,
Ты сможешь жить? Не верю, не уверен.
Набоков о расстреле говорит,
Его бы точно сразу расстреляли.
Но нет, в Париже будут хоронить,
Нам не вернуться, раз мы убежали.

Валькирией обещанный нам рай
Похож на ад, и все-таки Вальхалла.
Она парит, смеется: «Выбирай»
Летела в бездну и крылом ласкала.
В движенье каждом сумерки дрожат,
Обволокла туманами гостей,
Изысканная прелесть миража,
Эпоха декадансовых страстей.