Павел Антокольский

НА СМЕРТЬ ДЕМОНА

В Москве был дождь,
в Ростове сильный ветер,
А у подножья Машука гроза.
На трассе той я Демона не встретил,
Не заглянул в опасные глаза.

На высоте двух тысяч метров не был
Возможен смелый демонский полет.
Там, в блеске свежевымытого неба,
Где только винт пропеллера поет,
Где сбились тучи, словно хлопья ваты,
Неприбранные с масленичных вьюг,
Там Демон дымный, Демон лиловатый
Не пробирался на любимый юг.

Он был захлопнут в книжном переплете
Иль на холсте у Врубеля сложил
Ночные крылья, сбитые в полете, —
Короче, он скончался, как и жил.

Бред юношеский! Сколько раз видали,
Как дивно он планировал, скользя,
Когда внизу, в долине Цинандали,
Кутили кахетинские князья.

Прошло сто лет. И, с облачных качелей
Упав на сцену в крашеный картон,
Проходит он под звон виолончелей,
Упитанный нарядный баритон.

А между тем в серебряной гондоле
Широкоплечий мастер высоты
С ним поменялся легендарной долей
И говорит со звездами на «ты».

Он видел Арктику в шальных бурунах,
И пляску молний, и полет планет,
И ласку солнца в тучках тонкорунных,
Но потолка его Познанью нет.

Закончив рейс, он щеткой вытрет руки,
Смахнет со лба крутую прядь волос
И скажет, стоя на земле, подруге:
«Клянусь тебе, мне дело удалось!

Еще клянусь я первым днем творенья,
Небесною любовью и земной,
Я не могу сложить стихотворенья,
Но Лермонтов доволен был бы мной».