Игорь Мамушев

ПАМЯТИ ВИКТОРА НЕКРАСОВА

Дорога вдоль реки, пустая отмель,
как из дому сбежавший навсегда;
река бредёт неспешно, к миру в профиль,
и искоса глядит на города.

А ты — всегда в анфас к лицу любому,
как дерево, как камень, как звезда,
и потому душой повёрнут к дому,
где жизнь прошла, как ратная страда.

Пиликает кузнечик — век забавный,
когда своё играешь в никуда,
когда твой зритель: ведьмы, мавки, фавны,
кувшинки да воздушная среда.

Всё это мне знакомо без ухмылок,
я сам, кому не ведая пою.
устав от музыки до всех прожилок,
до дна аорты, стоя на краю

земли единой. Но река мне ближе,
как из дому сбежавший навсегда,
что весь израненный почил в Париже,
свои прикрыв когда-то города.

Пусть там лежит, где положили тело,
оно за всё ответило вдвойне.
Душа ж своё продолжит в мире дело —
парить, в родной оставшись стороне.

СОЛДАТАМ СТАЛИНГРАДА ИЗ 2008 ГОДА

Я слова не скажу, жалея воробья,
чирикающего над землёю.
Кто сохранит безмолвье, как не я,
укрытый первою февральской мглою?

Я подожду, озвучивая тишины
дыханье сиплое, оставшись тайным,
как выстрел холостой среди войны,
как тела стон израненного неслучайный.

В остатках снега на траве сырой,
узнаю души, брошенные в прошлом
когда-то растревоженной страной,
горящей жарко под фашистской ношей.

Я слова не скажу, как тот солдат,
зрачком когтящий броневого тигра,
что зубы обломал о Сталинград
за сотню километров до блиц-крига.

Я вспомню это всё и замолчу
второго февраля, как на присяге,
которой весь доподлинно звучу,
попав в былых сражений передряги.

И жизнь меня на мушку не возьмет,
похожего на каждого из многих,
смотрящих вниз с невиданных высот,
молящихся о Родине и Боге.

СОЛДАТСКАЯ ПЕСНЯ

Но славны подвиги отцов

живут в моём воспоминаньи.

К. Батюшков

Уходили в сорок первом в поле,
каждый получать своё по доле,
птички-пули на ходу ловить —
кому смерть, кому на свете жить.

Стар и млад солдатами назвались,
за ремни винтовок крепко взялись,
жёнам подмигнув и матерям,
братьям, сыновьям и дочерям.

Оставляли дома их, домашних,
оставляли скот, деревья, пашни,
покидали веси, города —
потому, пришла войной беда.

Я и нынче помню их, весёлых,
старых, юных, умных, бестолковых,
в горизонт шагающих солдат,
прямо в тихий рай, но раньше в ад.

Пролетали ангелы над ними,
до поры беспечными, живыми,
кому на дорожку дождь звенел,
может, тот в аду и уцелел.

Пел баян, хрипел, свистел мехами,
паровозы изошли парами,
очаги остались их вдали,
по всея лицу родной земли.

После, долго ехали на битвы,
пели в небе ангелы молитвы,
вспыхнули Москва и Сталинград —
много там сгорело тех солдат.

Век жилось им на войне и дольше,
падали кто в Венгрии, кто в Польше.
Кто же в полный рост вошёл в Берлин —
спел слова для будущих былин.

В сорок пятом шумно возвращались,
с Родиной открыто целовались,
не боясь на свете никого,
празднуя и боль, и торжество.

Пел баян, хрипел, свистел мехами,
смело под крестьянскими руками,
в воздухе сиренел дух махры,
плач стоял под крики детворы.

Было дело — были и солдаты
в сапогах, шинельках, но крылаты,
и теперь, лежат в пуху земном,
памятью свой защищая дом.